Восьмая нога бога - страница 54

Ниффт, пятясь, сошел с дороги и протянул вперед руки, точно в безмолвном протесте. О копье, древко которого сжимала его правая ладонь, он словно бы и думать забыл.

– Ты несправедлив ко мне, о божественный! – воскликнул он. – Ты более чем несправедлив! Неблагородство твоих подозрений уязвляет мою душу!

– Я никогда не ошибаюсь, – был неумолимый ответ. – Ты вор… а твои спутники… еще хуже… – Капли росы на шкуре паука блеснули, когда он сделал несколько шагов нам навстречу.

Ниффт, продолжая медленно отступать вверх по склону, воскликнул:

– Как видно, придется мне рассказать всю правду! – Он широко развел руки, будто показывая, что ему нечего скрывать, и одновременно словно бы случайно вскинул копье. – Никогда, о божественный, – честно глядя прямо на паука, продолжал Ниффт, – не упускал я возможности усовершенствоваться в искусстве преступного обогащения, которое и впрямь имеет нечто общее с тем, что в просторечии именуют воровством. Но это было в другой жизни и в другой стране! Вне всякого сомнения, твое божественное чувство справедливости возмущается не всяким воровством, совершенным где угодно и когда угодно, но лишь тем, что происходит здесь, на Хагии. Я же, в свою очередь, торжественно отрекаюсь от любых намерений украсть что-либо на этом острове! Одна только мысль о воровстве здесь…

И тут его копье взлетело в воздух. Даже я, ожидавшая этого броска, поразилась его мощи. Нечеловеческая быстрота не спасла паука: он кинулся на Ниффта в тот самый миг, когда тот послал копье вперед, но не успели его снабженные крючками ноги вновь коснуться земли, как металлическое жало прошило щетинистую тушу сразу за клыками и зарылось на половину своей длины в почву под ней. Вслед за тем копье Оломбо пробило глаз чудовища, а тут и я подоспела с мечом и отсекла клыки под самый корень.

Цепы его ног яростно молотили воздух, но два копья накрепко пригвоздили чудовище к земле, так что можно было без опаски отрубать одну лапу за другой. Вскоре громадное, непристойно раздутое пузо беспомощно шмякнулось на мокрую от крови траву. В ту же секунду совсем рядом раздался звенящий восторгом голос Мав:

– Отличная работа, изумительная работа, о мои прекрасные, несравненные нунции! Но дайте мне нанести последний удар, умоляю вас, позвольте мне прикончить его, ведь это еще не все!

Мы расступились, и она с разбегу заскочила на плоскую переднюю часть туловища паука, к которой крепились его лапы – теперь лишь кровоточащие обрубки.

– Видите, как легко отправить его на тот свет! – ликовала она, пиная обмякшее брюхо. – Тоже мне, боги! Тьфу! Иноземные чудовища, вот они кто, и убивать их – такая радость!

– Все, хватит, к вершине, – заторопилась я, – быстрее. На одну ночь такой работенки более чем достаточно.

– Сначала, – возразила Мав, – надо освободить украденные им души, а не то, когда его братцы или, чего доброго, папаша набредут на него здесь, они сожрут его. А вместе с ним и все, что он награбил за свою жизнь. – Вынутый из ножен тесак кровожадно сверкнул у нее в руке, но, -заметив наши недоуменные взгляды, она остановилась. – Похоже, вы прибыли на этот остров, ничего не зная о чудищах, которые тут заправляют. Ну так слушайте.

Верховная власть принадлежит старине А-Раку. Его отпрыски вырастают прямо на его теле, падают с него, как перезрелые многоногие фрукты, и тут же убегают в луга и долины, где охотятся и кормятся на приволье. Но рано или поздно каждый из них вернется в утробу Родителя. Обычно это происходит, когда отпрыски нагуливают достаточно веса и превращаются в угрозу для самого А-Рака, и тогда все, что они увидели, услышали, узнали и сожрали за свою жизнь, становится его достоянием. Этому срок должен был прийти лет через десять. Он и ему подобные укрепляют плоть дедушки А-Рака и расширяют его познания о той земле, на которой он воцарился.

Ну, а теперь вот этого, коли он мертв, сожрет первый из его собратьев, что на него набредет, и тогда призраки его жертв, которые сейчас наполняют его мешки для паутины, перейдут в брюхо другого чудовища. Но мы этого не допустим, и вот как!