Восьмая тайна моря - страница 10

«Аня затянула крепкий узел, — подумал Щербаков. — Я хотел распутать его. Василий Иванович говорит — руби. Что ж, буду рубить».

А дождь не переставал. Щербаков ждал наступления утра, чтобы опять встретиться с Аней. Он думал о том, что, может быть, не все еще потеряно. И надежда на счастье не хотела умирать в душе.

В воздушном лайнере Ту-104, до отказа набитом пассажирами, было жарко. Гул реактивных турбин нескончаемо сверлил барабанные перепонки.

Рядом с Парыгиным в мягком кресле полулежал человек в черном берете и читал иностранный журнал. Не только беретом, но и всем своим обликом — узким, резко очерченным лицом, тонким с горбинкой носом — он невольно привлекал внимание. Из-под расстегнутой мягкой замшевой куртки виднелась белоснежная сорочка. От него исходил запах хорошего табака. Парыгин попытался заговорить с ним. Сосед ограничивался краткими «да» или «нет».

«Нет так нет», — подумал Парыгин и прижался лицом к прохладному стеклу. Яркие лучи солнца, отражаясь от крыльев самолета, слепили глаза. Внизу, как бурты хлопка, громоздились белые облака. В просветах между ними в синей дымке тумана проплывали круглые блюдца озер, контуры населенных пунктов, белоснежные горы. Парыгину казалось, что он покинул знакомую ему землю и с высоты взирает на новую планету.

Парыгин летел на остров Семи Ветров — на крошечный скалистый кусочек земли, заброшенный в просторах Тихого океана. Как же случилось так, что он, вместо того чтобы стоять сейчас на палубе «Венеры», сидит в кресле воздушного лайнера, который уносит его на север, куда-то на край земли?

Он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. В памяти отчетливо всплыли события последних дней.

Парыгин проснулся в радостном настроении. Выпрыгнув из постели, он распахнул окно. Утренняя прохлада ворвалась в комнату.

Он жил во флигеле против казармы морского училища. Телефона у него не было, поэтому, решив позвонить Тане из ближайшего автомата, он быстро оделся и вышел во двор.

У ворот росла сирень, старая и кривая. Всю зиму она стучалась голыми, скрюченными ветвями о забор. А весной расцвела, помолодела и всем своим видом как бы говорила: «Вот я какая нарядная!»

Парыгин вздохнул полной грудью и размашисто зашагал по улице. И долго сопровождал его густой сладковатый аромат сирени, плывший сквозь прозрачный утренний воздух.

Телефонная будка была занята. Девушка, разговаривая, стрельнула в Парыгина глазами. Он показал руками, что очень слешит. Сигналы остались без внимания. Он достал бумажку с номером телефона и заходил возле будки. Может быть, не стоит звонить? Может быть, она ушла?

Наконец девушка закончила разговор, с треском повесила трубку и вновь скользнула взглядом по Максиму. «Наговорилась», — подумал он, опуская монету в автомат.

Таня ответила. Да, она свободна и охотно поплавает в бухте. Да, она будет ждать его в сквере перед гостиницей ровно в одиннадцать.

К автомату подошел высокий мужчина с сумрачным лицом, увидел радостную улыбку Максима и сам невольно заулыбался радости юноши. Парыгин, позавтракав в ближайшем кафе, вернулся домой и занялся подводными костюмами. Почему бы не показать Тане высший класс подводного плавания? Постучавшись, вошел дежурный по училищу. Парыгин машинально взглянул на часы — четверть одиннадцатого. Черт возьми, он может опоздать на свидание!..

— Вас вызывает контр-адмирал, — с явным удовольствием выпалил дежурный.

Парыгин не сразу понял.

— Что вы сказали?

Дежурный повторил приказание и продолжал что-то говорить еще, но Парыгин больше не слушал. Нахлобучив фуражку, он стремглав побежал к знакомой будке.

На улице по-воскресному шумно. Кажется, люди шарахались от него. К счастью, телефон был свободен. Он опустил монету, торопливо набрал номер. Таня не ответила. Он звонил еще и еще, и после каждого звонка двухкопеечная монета со звоном падала в гнездо…

Парыгин медленно пошел обратно.

А в эту самую минуту Таня Чигорина вошла в свой номер и стала натягивать на себя новый, только что купленный купальный костюм.

Ровно в одиннадцать Парыгин стоял перед контр-адмиралом в его рабочем кабинете — большом, с ковровыми дорожками, с портретами и картинами на стенах — и в то же время простом и строгом.