Восьмёрка - страница 13

– Смотри, какая, – я посмотрел и чуть было не похвастался, что хорошо знаю это карамельное чудо, но Шорох тут же добавил: – Ее старшеклассники с нашей школы несколько раз пускали по кругу в подвале. Не насиловали даже, а типа она сама…

Я поперхнулся и помолчал.

– Ничего не путаешь? – спросил наконец.

– Не-а, – беззаботно ответил он.

– Ты там тоже… что ли? – спросил я.

– Откуда? – огорченно отозвался он. – Она в старших классах училась, я шкет еще был.

– И что потом?

– Потом на нее в школе стали пальцем показывать, и она, типа, траванулась таблетками. Но – откачали, и месяца через два снова, гляжу, идет по коридору. Такая вся… бледная. У нее парень тогда появился – реальный пацанчик, такой, типа, злодей. Больше никто на нее пальцем не показывал – палец дороже. Ее, бля буду, даже уважали – и учителя с таким, типа, страхом смотрели, хоть и не приняли в комсомол… и для одноклассниц она казалась вроде как самая взрослая, когда все остальные еще малолетки… а пацанам – она вообще была легенда, на нее все приходили посмотреть, если она там, стихи читала на каком-нибудь празднике… Помню, ее фотку вывесили на доску почета – она на очередной олимпиаде всех уделала – и фотку сразу унесли вместе с доской…

Шорох посмеялся сам себе.

– Только не помню, как ее зовут. Имя такое, типа, холодное. Как водка «Алтай», только другое.

– Аглая, – сказал я.

– Точно, – сказал Шорох и даже не спросил, откуда я в курсе. Подумал, наверное, что догадался.

Все совпадало. Если Шорох был шкет, когда Гланя ходила в старшие классы, – значит, она на четыре года старше его. Потому что меня – на два. А я – на два Шороха, в прошлом году вернувшегося с армейки.

Гланька тем временем свернула в свой подъезд, а Шорох все смотрел на закрывшуюся дверь с мечтательным видом. Явно не о водке он размечтался.

В прошлом ноябре мы со скуки закатились на ипподром – хоть на голых лошадей посмотреть, раз девушки уже перешли на зимний режим.

Скачек здесь давно не проходило, но лошадей предлагали напрокат.

Некоторое время мы с трибун наблюдали за рысью и галопом. На трибунах сидело человек пятнадцать зевак помимо нас, и по кругу разъезжало семь, кажется, наездников или наездниц.

В одной из наездниц я узнал Гланю и пошел поздороваться.

– Не подходи к лошадям сзади, – посоветовал мне Грех, и они с Шорохом засмеялись, как малые дети.

Чтоб выпрыгнуть на дорожки, нужно было перелезать через заграждения. В камуфляже и при автомате мне показалось это делать не совсем уместным, поэтому я пошел по кругу вдоль трибун – и через две минуты оказался у крытых конюшен, откуда и выводили лошадей.

Толкнув незапертую дверь, шагнул вперед. Местный сторож увидел меня, но, оценив внешний вид, рацию и сталь воронену, ничего не сказал.

Гланя подъехала тут же – вся какая-то напуганная, но, заметив меня, радостно дрогнула глазами и быстро спрыгнула с коня; я проследил все ее стремительные движения.

– Привет, – почему-то шепотом сказала она. – Ты что тут делаешь?

– На тебя смотрю, – сказал я.

Она кивнула, пропустив ответ, и озадаченно оглянулась на трибуны.

– Пойдем, – позвала.

В конюшнях тяжело и мутно пахло, впрочем, совсем не противно. Стояла полутемь, редкие лампочки горели в полнакала.

– У вас патруль? – спросила Гланя, заводя свое большое и послушное животное в стойло.

– Да, – ответил я.

– Ты на машине? – еще раз спросила она, привязывая коня.

– На машине, – ответил я.

– Слушай, – сказала Гланя. – Ко мне там приехал мой парень, встречает меня. На трибунах сидит. И еще один мой парень приехал случайно… В общем, меня сразу три парня там ждут. Так совпало. Я не могу через главный выход… Они там все на разных скамейках, и ни один не знает, что он не один… Что-то нехорошее будет, если я выйду.

Я улыбнулся.

– Чего ты улыбаешься? – спросила она, сама улыбаясь.

Я не ответил.

– Тут есть запасная дверь, – сказала Гланя, – на площадку для разгрузки транспорта… С площадки дорога тоже ведет к главному выходу, но если подогнать машину… Понимаешь? Меня можно незаметно вывезти!

Я вызвал по рации Лыкова.

– Будь добренький, подрули к запасному выходу!

Пока я держал рацию у лица, Гланя внимательно слушала наш разговор.