Восьмое делопроизводство - страница 18

стр.

Отставник слушал внимательно, задавал точные вопросы. Лыкову показалось, что он мало нового сообщил собеседнику. Еще сыщик заметил, как изменился бывший гений охранки. На лбу появилась складка, придававшая всему лицу недовольное, почти скорбное выражение. Взгляд сделался угрюмым, безрадостным. Плохо ему не у дел. Эх, Россия… Придет чернь, и кто будет тебя защищать? А ведь она когда-нибудь придет…

В конце беседы Алексей Николаевич рассказал Зубатову о своем поручении. Прекратить в столицах денежные экспроприации: такое еще никому не удавалось. Лыков подозревал, что и ему это не под силу. Но приказ получен, глаза боятся, а руки делают. Кроме того, у него не шел из головы рассказ Томилина про умирающего драгуна. Человек тянул из последних сил, чтобы выполнить последний долг и помочь наказать убийц. Теперь, что, предать этого человека? А Сашка Поп и ему подобные пускай и дальше убивают?

– Да, трудно вам будет, – покачал седой головой Зубатов. – Сейчас не поймешь, уголовные они или политические, эти экспроприаторы. А безжалостные какие! Читаешь газеты и дрожь по телу идет. Взрывают, стреляют без разбора.

– С чего бы вы начали, Сергей Васильевич? – задал гость главный вопрос, ради которого он сюда и приехал.

– С поиска системы. Да вы, чай, так же думаете? Ученого учить – только портить.

– Нет, наоборот: ваши советы очень мне интересны. Продолжайте, пожалуйста.

– Ну, как угодно, – согласился Зубатов и стал развивать свою мысль: – У каждой банды есть свои излюбленные приемы. Они приносят успех, и налетчики стараются их повторять. Еще вспомните мою фразу, что уголовные в эксах смешались с политическими. Значит, вам понадобится агентура не только сыскных отделений, но и охранных. Возможно, люди, которых вы должны поймать, орудуют на границе двух сысков. Кроме того, обратите внимание на информированность налетчиков. Откуда они узнают про доставку крупных сумм? У них есть наводчики, это как пить дать. А где у нас сходятся сведения о таких экспедициях?

– В банках и казначействах, – ответил Лыков.

– Да. А в тех случаях, когда грабят в поезде, еще и у железнодорожных жандармов.

– Я уже думал об этом, – признался питерец. – Чуть не две трети налетов совершаются в поездах. Артельщика, перевозящего деньги, должен по инструкции охранять жандарм. Значит, в железнодорожный пункт поступает заявка на выделение сопровождения. И тот, кто ее видит, знает: когда и с какой суммой поедет человек. Дальше все просто.

– Ну я же говорил: ученого только портить, – улыбнулся Зубатов. – Вы и сами все знаете, тридцать лет жуликов ловите.

Два умных человека еще долго рассуждали на заданную Лыковым тему. И отставник не подкачал, дал полезные советы. За окном стемнело, гостю пора было уходить. В конце беседы он спросил:

– Лоренцев ведь ваш ученик?

– Максим? Да, мой. Один из последних.

– В каком смысле?

Зубатов пояснил:

– Я перешел из Московского охранного к вам в департамент в девятьсот втором году. Накануне и попался мне этот юноша. Он держал подпольную библиотеку запрещенных книг, его дом использовался эсерами как почтовый ящик. Ничего более, но на пять лет ссылки в отдаленные местности Сибири тянуло вполне. Когда Максима взяли, он сначала молчал. Берег свою честь, так сказать… Ну, я много таких видал и знал, как с ними разговаривать. Распропагандировал и его. А потом уехал в Петербург. И парень остался без наставника. А в таком деле нужен старший, учитель, который поддержит в тебе убеждение, что ты не предатель. Понимаете меня?

– Конечно, – кивнул Лыков.

– А меня нет под рукой! И Лоренцев зашатался. Назад уже страшно, вперед боязно. Полгода он был ни за тех, ни за этих. Приехал ко мне поговорить. Я убедил, как мог, и поручил способного человека Войлошникову. Он тоже мой ученик был… Дальше вы знаете. Они вместе ушли из охранного отделения в сыскное, потом Александра Ивановича расстреляли, и Максим оказался в подчинении у Мойсеенко… Не сработался он с жуликами и подался в столицу. Тут было не до него, дым стоял коромыслом. Кое-как я пристроил толкового человека к Филиппову. По моим сведениям, он на хорошем счету. А почему вы спрашиваете?