Воспоминание о счастье, тоже счастье… - страница 18

Как раз в тот день мы и встретились, все трое, в доме покойника. Роль моя как стажёра ограничивалась наблюдением за действиями и жестами Розарио, с тем чтобы смог их воспроизвести я во время настоящей церемонии, как только новый мой хозяин сочтёт к тому меня пригодным.

По прибытии на место, перед входом в жилище покойника, Фернан придержал меня за руку.

— Позволь сначала Розарио войти, кое-какие детали убрать, чтобы по первости не шокировали они тебя. Позже ты с ними свыкнешься. Однако, нужно ещё убедиться, закончил ли работу свою Фирмэн.

В ноябре, что важно отметить для правдивости моего рассказа, уже к шести часам вечера успевает ночь разбросать первые куски темноты.

Несколькими минутами позднее Розарио, пухлый силуэт которого угадывался в пятне света, раскрыл окно и мы увидели его сигнал, поданный картузом — мы с гробом могли заходить. Вдова встретила нас вполне достойно; она объяснила нам, насколько усопший муж её был существом из ряда вон. За пятьдесят лет совместной жизни не было и дня, чтобы он не сделал ей комплимент, и ещё не далее как вчера говорил ей, насколько находил он её восхитительной. А потом, это падение… в ванной комнате… и вот… пятьдесят лет совместной жизни, поскользнувшись на обмылке, навсегда улетели.

После смиренных, весьма неспешно высказанных сожалений, указала она нам на лестницу, ведущую в комнату покойника, и сказала, что позволяет нам заниматься своим делом. Розарио дожидался нас в полутьме, облокотившись о подоконник распахнутого окна, нам виден был вырисовывающийся в лучах неонового уличного светильника дымок его сигареты. Он повернулся к нам спиной, тем самым, как бы показывая, что его часть работы выполнена. Гроб мы поставили на паркетный пол, параллельно кровати.

— Ну, вот, — сказал мне Фернан, — единственное, что ты можешь сделать без всякой боязни, просто чтобы привыкнуть к смерти, так это помочь мне переложить тело в гроб. А потом мы спустим его на первый этаж и водрузим посреди зажженных свечей.

Направился я к изголовью кровати некогда наславшего на свою вдовушку чары мсьё, лёгкая полнота которого угадывалась мною под натянутой на нём простынёю. Запустил я свои сплетённые, вдруг со страху похолодевшие ладони ему под затылок и отчетливо расслышал замогильный голос, сказавший мне: «Возьми под мышки, легче будет!»

Как бы вам объяснить то, что почувствовал я? Вырвалось сердце моё из груди… на его месте образовалась бездна! куда в следующую секунду рухнул и я.

Из кровати встал Розарио и чуть не грохнулся было с хохоту, да Фернан, больше думая о репутации своей фирмы, нежели о почтении к мертвецу и его вдове, захлопнул своей крепкой рукой этому горе-детективу, помощнику могильщика, рот и приказал тому смеяться молча.

Покойник… настоящий… сидел у окна, с сигаретой во рту, подпёртый подбородком на костыль и с кепкой Розарио на затылке.

Крещение огнём… остудило меня. Предпочёл бы умиляться я всяческим глупостям живых, нежели прятать тех в шкатулки на вечное хранение. Не был я готов к тому, чтобы натянуть на себя железные латы косности и безразличия.

Может то был обычай, подумал я, неминуемый и неотвратимый для новичка. Предоставим ещё один шанс тому, что согласно Легэ могло стать делом всей моей жизни.

Путь домой пролегал мимо «вечерней школы». Стенд возле неё извещал о программе обучения. Я прочёл: лепка, рисование, живопись, история искусств. Прошёл я в бутылочно-зелёного цвета стеклянную дверь, отыскал милейшей дамой заселённый кабинет, потребовал у неё бланк заявления и заполнил его… для оживления черного экрана, на котором разворачивалась после 2 ноября моя жизнь, ощущал я острую потребность во всех красках радуги.

Утром следующего дня сопровождал я Фернана Легэ в соседнюю деревушку Эн-Сен-Жан. Верховодил у нас всё ещё Розарио. В этот раз показалось мне, что церемониал и отведённая для меня в нём роль более соответствовали моему пониманию почтительности. Не было ни потаённых ухмылок, ни неуместных высказываний; Фернан при виде слёз и искренней скорби по умершему целомудренно опустил глаза, а Розарио, державший обеими, молитвенно сложенными на сердце руками кепку, вполне мог сойти за одного из членов семьи усопшего, мсьё Никэза, настолько искренно удручённым он выглядел.