Воспоминание о счастье, тоже счастье… - страница 50

— Среди себе подобных, не так уж и плох.

— Послушайте, я итальянка и у меня осталось немного ризотто с мозгами. Пойду-ка, принесу его вам.

— Ризотто! С мозгами! Это же моё любимое блюдо!

— Вот и отлично!

— А сделали-то вы его хотя бы не случайно?

— Что значит случайно? Приготовила, потому что оно мне тоже нравится, что в том особенного?

— Нет, ничего… так, просто мысль одна…

— Хорошо, скоро вернусь с ризотто. Принесу его горячим, вам останется только лакомиться. А вы уверены, что она будет через четверть часа?

— Да, она придёт… Спасибо, вы прелесть.

— Вовсе не прелесть, просто взглянуть хотелось на рожу типа, приславшего по сточной трубе письмо, с размытым текстом, один только адрес отправителя и читается.

— Сказал же я вам, что доверил его Эн.

— Ну, да! А я пришла сюда по телексу!

— Так вы не прочли послание моё?

— Говорила же вам, что в нём ни черта не усечь!

— Ну, хорошо. Странно всё ж таки, я ведь его в целлофан… и потом, ризотто это… я о нём говорил.

— Всё-ё-ё ж таки! Мсье находит странным то, что нельзя прочесть какую-то писульку, плюхнувшуюся в мою ванну с раствором морской соли, скрывавшуюся там, пока не сбежит вся вода и не откроется мне своими размокшими останками! Но отправлять своё послание по водам реки… без конверта… и без марки мсье находит нормальным! Дуракам везёт, письмо достаётся-таки простофиле, в данном случае мне, мсье ж разочарован, что волшебное послание его оказалось нечитаемым. Ну, ей богу! Так, иду за ризотто!

Полночь, без десяти минут, в студию мою вновь хлынул входной звонок.

— Ну, наконец! — вскричал я про себя.

Лечу к двери, открываю, снова соседка, с полной до краёв любимым моим блюдом супницей на вытянутых руках.

— Ну, вот, нежный мой мечтатель… Терпеливому достаётся всё, как говаривал Наполеон.

— Так говорил Наполеон?

— Да, перед Финксом.

— Сфинксом. Хотя это неважно. Разве не говорил он: «С высоты сих пирамид наблюдают за нами сорок веков»?

— А что, это не один чёрт?

— Как вам угодно… только отчего же это вы так разлюбезничались, угощаете меня таким роскошным блюдом?

— Всё равно собиралась выбросить его!

— Что ж, поступок добрый и, главное, честный.

Она оставляет меня с дымящим ризотто и слегка очищенными от паров шампанского мыслями наедине. Последние несколько минут надежды перед фатальной расплатой по долгам… «Я жду тебя до полуночи, а после всё в тартарары», как пел Джонни!

Будем надеяться, что манна небесная обернётся для меня не слишком холодным душем, а не то жаль будет по-настоящему!

Нож гильотины заскользил вниз. Сожрав тонну ризотто в одиночку, я запил всё бутылью варварского напитка. Проверял закон сообщающихся сосудов — чем бутыль опорожняется сильней, тем наполненным более становлюсь я. Проверку завершил литром вина из горлышка. Голова моя покатилась по столу, она продолжала разговор с отсутствующей приглашенною моей, как если бы делала сие каждодневно, хотя вовсе и не слушалась меня. С собою я не покончил, заявляю вам, что не заслуживает она того, а ризотто примирило таки меня с жизнью.

Уснул пресыщенным, студию сильно качало по килю, словно хрупкое судёнышко в океане алкоголя, я мучился от морской болезни, от существования, как такового, от любви к ней. Мысленно лепетал я нечто похожее на просьбу, всплывавшую смутным подобием финала из «All you need is love», чтобы утешить себя. В конце концов, признал я, что лепет тот «больше походил на собачий вой, и не прекращался он всю ночь».

Просьба: «Если однажды, в ходе поиска схорона осколков прошлого, в ходе немыслимого извива или же насильной остановки мыслей случится тебе вновь искать меня, подсказываю мысленно, что я всё ещё внутри ледяного шара и, если ты перевернёшь меня, море снежинок падёт к ногам моим. Ты можешь отыскать меня в любой сувенирной лавке, за скромную сумму в два доллара. Не стесняйся, бери. Да я чудной, но сильный… и вот ведь как… ты не знаешь, чего проморгаешь!»

Шёл пост, преклонил колено пред алтарём храма Святого Мартина и я. Викарий, в нимбе небесного, золотисто-коричневого света, льющегося сквозь розарий возвышавшегося за спинами певчих витража, торжественно вскрывает ковчег и извлекает из него дароносицу: