Воспоминания бабушки. Очерки культурной истории евреев России в XIX в. - страница 19

стр.

(молитвенные книги, содержащие историю Исхода евреев из Египта) и благословлял детей. После этого мы занимали места за столом — в порядке возраста. Даже Шимон-мешорес сегодня имел право сидеть на углу стола по патриархальному обычаю, который в этот вечер уравнивает всех — господина и слугу. Отец мой выглядел весьма импозантно: его большие умные глаза, благородные черты лица выражали внутреннее довольство и душевный покой. Мощный широкий лоб выдавал неутомимую работу мысли. Длинная холеная борода довершала классический образ патриарха, а его обращение с детьми, да и со всеми остальными внушало такое почтение, словно ему было не сорок, а все восемьдесят лет. Мой отец уделял большое внимание своей внешности, но в нем не было никакого тщеславия: серьезность еврейского воспитания исключала всякое легкомыслие. Праздничный наряд отца состоял из длинного черного атласного кафтана с двумя бархатными лампасами; рядом с лампасами был нашит ряд маленьких черных кнопок. Наряд дополняли дорогая шапка (штраймл) с меховой оторочкой и широкий атласный пояс вокруг бедер. Из-под кафтана виднелся воротник белой рубашки тонкого полотна, эффектно оттенявший роскошь черного костюма. Имелся и красный фуляровый носовой платок. Мои старшие зятья одевались так же, как отец, зато младший зять уже пытался следовать европейской моде — носил черный бархатный жилет и золотые часы на цепочке. Мой старший брат — умный живой мальчик с большими серыми мечтательными глазами, одевался как взрослые мужчины, хотя ему было всего двенадцать лет. При изготовлении одежды нужно было принимать в соображение шатнез[66]. Еврейский закон запрещает носить шерстяные ткани, сшитые крученой нитью. Запрещается также садиться на мягкую мебель и сиденья экипажа, если их полотняная обивка или чехлы сшиты крученой нитью. Мех, сшитый крученой нитью, нельзя покрывать льняной тканью. Шубы моего отца сшивались шелком. Когда одного портного уличили в использовании крученой нити, ему пришлось распарывать всю шубу до последнего кусочка меха и сшивать ее заново шелком.

Отец удобно усаживался на свое место, клал справа от себя великолепную табакерку с нюхательным табаком и красный фуляровый платок и начинал читать Агаду. По его просьбе мать подавала ему отдельные блюда, накладывая их на тарелку, и лишь после него получали еду младшие мужчины. Потом, по его особой просьбе, она протягивала ему кубок с красным вином, после чего замужние сестры наполняли кубки своих мужей, а наша старшая незамужняя сестра исполняла обязанности виночерпия при нас, детях, и других участниках застолья, включая, разумеется, слугу. Каждый из мужчин получал тарелку с тремя пластинами мацы шмуре, между которыми уже лежали зероа (мясо), немного приготовленного хрена, немного салата, харойсес («глина»), одно жареное яйцо, редиска. Все это было накрыто белой салфеткой. Отец брал кубок с вином в правую руку, творил молитву кидуш и осушал кубок. Все участники трапезы, провозгласив «Аминь», следовали его примеру.

Каждый еврей должен с молитвой отмечать кубком вина вечер субботы и других праздников. Молитва называется кидуш[67]. Кубок должен содержать строго определенную меру вина, из коей выпивается большая часть.

Мать снова наполняла кубок, другие женщины делали то же для своих мужей, а кубки остальных сотрапезников наполнялись сладким вином из изюма. Затем отец брал в правую руку свою накрытую салфеткой тарелку, поднимал ее вверх и при этом громко читал главу «Хо лахмо аньо»[68]. Все мужчины за столом повторяли эту фразу до второй главы «Ма-ништане», так называемых четырех вопросов, которые задает самый младший за столом ребенок. Вопросы такие: «Почему во все вечера года мы едим кислый и пресный хлеб, а сегодня — только пресный?» и т. д. (см. Агаду). Отец отвечал взволнованным голосом, читая вслух из Агады: «…Рабами были мы у фараона в Мицраиме[69], и если бы Господь Всемогущий не избавил нас и не вышли бы мы оттуда, и мы, и дети наши, и дети детей наших по сей день оставались бы рабами, и даже если мы умудрены знанием Писания, наш долг — рассказывать об Исходе из Египта…».