Воспоминания бабушки. Очерки культурной истории евреев России в XIX в. - страница 24
В эту ночь я спала не так спокойно, как обычно. Даже встала раньше сестры. И няня умыла и одела меня первую, и мне даже пришлось ждать сестру.
Первый школьный день!
Пришел младший помощник учителя, чтобы забрать меня в школу. Я глядела на него во все глаза. Это был долговязый подросток с невероятно широким ртом и двумя длинными тонкими светлыми локонами, закрывавшими большие ослиные уши. Его глаз почти не было видно, потому что он носил теплую островерхую меховую шапку кучме, которую надвигал на лоб даже в самую большую жару, словно она навек приросла к его голове. Его наряд тоже нельзя было назвать очень шикарным, не говоря уже об обуви: один башмак был ему слишком велик, и он терял его на каждом шагу, а второй — слишком тесен, так что он прихрамывал и волочил ногу; было ясно, что башмаки из разных пар. Он приехал из кехиле (общины) местечка Заблудово, и звали его Велвл. Это все я узнала, заглянув через приотворенную дверь в кухню, где его кормили завтраком. Дело в том, что он питался, как у нас говорили, «днями», то есть раз в неделю у родителей одного из учеников. У нас он ел по вторникам. Он был такой забавный, что я не могла удержаться от смеха. И в самом деле, долговязый парень плюхается на самый краешек кухонной скамьи, другой край, естественно, поднимается вверх, и бедняга во всю длину растягивается на полу. Даже наша угрюмая кухарка рассмеялась. Однако эта авария не помешала младшему помощнику проглотить свой завтрак прямо-таки с волчьим аппетитом. Потом провожатый благословил наш первый поход в школу возгласом: «Ну, правой ногою!» По дороге он держался в основном в арьергарде, наверное из-за разновеликих башмаков. Но вскоре показал себя нашим смелым защитником.
Этот повод предоставила ему привязавшаяся к нам злая собака. Мы перепугались и оглянулись на провожатого, ища у него помощи, однако именно он первым завопил со страху. Невзирая на свои башмаки, он кинулся удирать со всех ног, мы пытались его догнать, но где там, он значительно превосходил нас в скорости. Сестра схватила меня за руку, и мы, едва дыша, стали повторять, как молитву, известный стишок:
Заклинание следует произносить на одном дыхании, но не двигаясь с места. Мы были твердо убеждены, что собака успокоится и даст нам пройти…
Наш героический спутник ждал нас на безопасном расстоянии до тех пор, пока мы не приблизились. И процессия тронулась дальше. По пути сестра показывала и объясняла все, что казалось мне новым и странным. Мы видели много будок, лавки старьевщиков и массу людей, сквозь которую надо было пробиваться к хедеру, куда мы и прибыли к восьми часам.
Кажется, некогда, давным-давным давно, домишко был окрашен в желтый цвет. Теперь он глубоко врос в землю, а его маленькие окошки едва пропускали дневной свет. На окружавшей домик завалинке играли в разные игры мои будущие соученицы — девочки примерно моего возраста или ровесницы сестры. Они пялились на меня во все глаза. Мы остановились у входной двери. Для меня, непосвященной, не так-то просто было найти здесь свой путь! Сестра прошла вперед, открыла дверь, проскочила в коридор и протянула мне руку. Я ухватилась за нее и попыталась нащупать ногой порог. Этот последний представлял собой полусгнивший кусок дерева, глубоко погруженный в глинобитный пол. Я продолжала вытягивать ногу, пока она наконец не нашла опору. Тогда я рискнула проделать то же второй ногой и мужественно совершила шаг вперед. Сестра напомнила, что можно споткнуться о ведущую в погреб лестницу и опрокинуть бочонок с водой, на краю которого лежал большой деревянный черпак (позже он постоянно соблазнял нас, детей, выпить воды). Далее находились ведро и щетка. Слева я заметила дверь с деревянной палкой вместо ручки, отполированной как стекло от частого употребления. Сестра отворила дверь, вошла в школьное помещение, а я за ней. Стоять было неудобно. При первом же шаге мы натолкнулись на скамейку, накрепко приделанную к длинному деревянному столу, на котором лежали всякие учебники и молитвенники. С другой стороны стола стояла похожая скамейка, упиравшаяся в стену. Предоставляю фантазии читателя вообразить ширину этого просторного зала! Реб Лейзер, меламед, восседал во главе стола, откуда мог царственным взором окинуть все свои владения.