Воспоминания бабушки. Очерки культурной истории евреев России в XIX в. - страница 37

Мать в праздничном наряде с драгоценными украшениями занимала место среди своих, тоже богато разодетых, замужних и незамужних дочерей. Потом из синагоги возвращались мужчины, и за столом разворачивалась прелестная патриархальная картина семейной жизни тогдашних евреев. В своих длинных черных атласных кафтанах, в дорогих высоких соболиных шапках, с сияющими молодыми лицами, они смотрелись куда лучше, чем современная молодежь во фраках и белых галстуках с этими их глупыми скучающими минами. Отец давал нам благословение; все умывали руки, молились и съедали первый кусок хлеба, обмакивая его в мед. Ужин начинали с перченой рыбы и заканчивали овощами. Те, кому вечерний воздух казался слишком прохладным, покидали суке; другие оставались, продолжая беседу.

На следующее утро, в первый день праздника, в синагоге проходило особенно торжественное богослужение, и снова можно было наблюдать импозантное зрелище: мужчины стояли рядами на своих местах, держа в правой руке зеленую тонкую пальмовую ветвь, а в левой — ароматный, золотистый плод эсрога, и пели хвалебный гимн Халель, а потом, следуя за кантором, совершали хакофес[160] (обход) синагоги.

К часу дня все возвращались домой, и тут начинали приходить гости, которых угощали вином и сладостями. После обеда делали что хотели: одни ложились вздремнуть, другие шли гулять. Но никто не забывал, что к пяти часам нужно явиться в синагогу на предвечернюю молитву. Второй день праздника почти совсем не отличался от первого.

Следующие четыре дня — это так называемые хол ха-моэд (полупраздники), когда разрешается ездить, торговать и делать покупки. Однако тогдашние евреи не пользовались этой свободой, и даже очень бедные ремесленники не открывали свои мастерские, позволяя себе повеселиться, отдохнуть и вволю поесть. На седьмой день, Хошано Рабо[161], снова всю ночь читают Тору. По народному поверью, в этот вечер можно увидеть безголовую тень того, кому в этом году суждено умереть. Ночью должно отвориться небо, и благочестивый, богобоязненный еврей может увидеть его великолепие! Нужно только поскорее воскликнуть «Кол тов!» (Всего хорошего!), и тогда исполнится любое желание. В эту же ночь шамес (синагогальный служка) приготовляет хаушанес (три связанные в пучок ивовые ветки), которые положено держать в руке во время утренней молитвы. «Ивовая молитва» творится с великим благоговением и в слезах и заканчивается тем, что с веток сбиваются листья.

В этот день белый хлеб печется в форме птицы. Говорят, что в этот день на небесах принимается окончательное решение, кому жить, а кому умереть, и что эта птица летит на небо и приносит записку с вынесенным приговором. Восьмой день праздника Кущей называется Шмини Ацерес[162]. На вечер все снова надевают праздничные наряды и украшения. На следующее утро служба в синагоге начинается очень рано. Читается мудрая вдохновенная поэма «Гешем»[163] (моление о дожде), в которой люди просят небо послать им дождь. Эта молитва затягивает богослужение почти на час и приводит посетителей синагоги в состояние экстаза.

На Шмини Ацерес в последний раз вкушали все трапезы и пили чай непременно в беседке, даже в ненастную или холодную погоду. Если шел снег, надевали шубы, но всегда выдерживали ритуал до последнего дня. Старые и молодые и даже мы, дети, строго придерживались религиозных обрядов. Этого неуклонно требовали наши родители, чьи воля и желания были непререкаемы. Последнюю трапезу завершали молитвой, которую предписывается читать при расставании с кущами. Потом мебель постепенно уносили в дом, и беседка, еще так недавно великолепно убранная, оставалась пустой и заброшенной — символ бренности всех благ этого мира.

И вот наступал последний день праздника Кущей Симхес-Тойра[164] (радость Торы). Почему радость? Предание гласит: «Когда евреи на горе Синай получили от Моисея Тору, они мало что в ней поняли, но когда они постигли смысл Священного Писания, они нашли в нем счастье и радость». И правда, Тора стала их гордостью, их сокровищем на все времена, несмотря на притеснения, преследования и унижения, которые им довелось испытать. В день Симхес-Тойра радость их выходит из берегов, сносит все препоны. В этот день можно увидеть весьма редкое зрелище: пьяных евреев на улице. И у нас в доме воцарялось бурное веселье. Подавались всевозможные напитки и лучшие блюда, какими может похвастать добрая еврейская кухня. За столом собиралось много гостей, дети и слуги получали полную свободу, строгая дисциплина упразднялась. Разрешалось захмелеть за столом, ведь мой отец, как и гости, считали это дело