Воспоминания - страница 2

стр.

И я не знаю, как к этому относиться.

— Ландар.

Дориций остановился в дверях, с отвращением осмотрел зал.

— Что ты творишь, Ландар?

— Убирайся. Я тебя не звал сюда.

Потряс графин, надеясь обнаружить там спиртное. Моя проблема в том, что и оно почти не влияет на меня. Слишком быстрый обмен веществ, хмель сгорает моментально.

Приходится пить безостановочно.

— Ландар, остановись, — Дориций за этот месяц постарел на век. Еще недавно — статный, седовласый и величественный, сейчас он похож на сморщенную развалину.

— Не собираюсь. Лучше уйди, Дориций.

— Ландар, — он вцепился в мою ладонь холодными пальцами, пытаясь поймать взгляд. — Ты слишком жесток.

Она ошиблась, слышишь? Все ошибаются. Иногда. Она человек, Ландар, всего лишь человек, слишком юная и неопытная. Человек, Ландар! Хотя эфира в ней почти столько, сколько в страннике… Нория…

— Не смей. Произносить. Это имя.

Я сам не понял, как сжал горло того, кто был единственным родным существом. Моим отцом. Посмотрел в глаза, затянутых дымкой боли и слез. И ничего не почувствовал. Медленно разжал пальцы.

— Никогда не произноси его, — тихо сказал я.

Дориций бессильно уронил руки.

— Ты изменился, сын. Ты не можешь найти в себе силы, чтобы простить…

— Простить? — Давно я так не смеялся. — Что я должен простить, отец? Измену? Предательство? Венчание в это проклятой часовне? Или кинжал, который она сделала под руководством Аргуса?

— Но она не ударила… — безнадежно возразил Дориций.

— Это лишь случайность, что не ударила. — Я отвернулся.

— Я думаю, ты ошибаешься, сын. — Древний схватил меня за руку. — Поговори с ней! Ты еще можешь все изменить!

Отпусти девочку… Ты достаточно мучил ее, слышишь?

— Не лезь! — стряхнул ладонь старика, которой он пытался меня удержать. — Не лезь! Аргус получит свое. Даже не сомневайся. — Я снова рассмеялся. — От него не останется ничего, даже пепла. Даже эфира.

— Нет… — прошептал Дориций. — Ты хочешь вызвать его на поединок?

— О да, — с предвкушением произнес я. И повернул голову.

Сейчас Аргус был похож на кусок мяса, висящий на цепях. Но он восстанавливался. Конечно. Он древний, и убить его можно лишь в кругу странников. — Уходи, Дориций. И не пытайся меня остановить. Скоро все закончится.

— И для тебя тоже, — с мукой сказал старик. — Разве ты не понимаешь? Ты убиваешь не только их. Ты губишь себя. Кем ты становишься, Ландар?

— Богом? — усмехнулся я. — Или демоном. Все едино, отец.

А теперь уходи. Я принял решение, и ты ничего не изменишь.

Дориций мигнул, склонив голову. Для древнего он всегда был слишком мягок. Верил в созидание, пытался помогать людям.

Надеялся на что-то…

Я мотнул головой, отгоняя мысли, и поманил пальцем одну из женщин.

— Займись делом, — приказал я, усаживаясь на диван.

Обшивка оказалась неприятно влажной, поморщился. И стена с отсутствующим камнем — прямо передо мной. Лица там не было.

Но я смотрел. Все время, пока между моих ног старалась очередная служанка. А может, и родовитая, хрен их разберешь… Мне на это наплевать. Я смотрел туда, где темнело отверстие, смотрел, не отрываясь. Надеялся? На что?

Не знаю. Я ненавидел ту, что была замурована между стенами.

Ненавидел так сильно, что не мог дышать. И в то же время…

Увидеть бы. Еще раз.

Оттолкнул девушку и пошел к стене. В ноги впились осколки графина и фарфоровых тарелок, вчера здесь было весело.

Остановился. Сердце стучало где-то в горле — сухом, наполненном вязкой желчной горечью. Я положил ладонь на сырой серый камень. Имя билось внутри, норовя соскользнуть с языка. Но я заталкиваю его внутрь, я давлюсь им, не позволяя ему вырваться сквозь сжатые губы.

Я больше не назову это имя. Нет дороги назад.

Камень отзывается молчанием. Камень безмолвен, в нем нет тока жизни, лишь тлен. Я закрываю глаза и вдыхаю его. Тлен, наполняющий мое тело, останавливающий сердце, перехватывающий дыхание. Там внутри — тлен. Я больше не чувствую ее. Я знаю все до того, как увижу.

Жером позже скажет, что я кричал. Что ломал эту стену руками, разгребал камни и кричал. Не верю ему. Да и плевать…

Я помню, как вытащил ее из того разлома. В светлом свадебном платье, такая хрупкая и бледная. В ее руке зажат клинок, к которому я не могу прикоснуться. Все тлен… Все тлен…