Воспоминания о народном ополчении - страница 20
Очень аккуратно были открыты выброшенные консервные банки; я подумал - немецкая аккуратность. Я увидел интересный, золотистого покрытия, легкий телефонный шнур; тогда у нас таких шнуров еще не делали. Наконец, я увидал мешок, связанный из бумажных ниток и очень крепкий. А вот разбитая немецкая штабная машина, а недалеко от нее - развороченный тяжелым снарядом немецкий танк с коротенькой толстой пушкой и с белыми крестами по бокам.
Это первое знакомство с немецкими вещами и с бытом немецкой передовой очень много дало мне в познании нашего врага. Это первое непосредственное знакомство убедило меня в том, что немцы - люди, что у них есть разные стороны, но нет ничего необыкновенного.
Немецкие блиндажи были сделаны значительно хуже наших, сразу было видно, что мы ближе к родной природе, что наше мастерство стоит выше; преимущества же немцев в некоторых виденных мною вещах были не столь уж велики. Это была первая моя оценка облика врага, облика, который все более вырисовывался и принимал определенные черты.
Немцы продолжали бомбить Москву и другие города, мы узнавали об этом из газет и писем. Нередко москвичам приходилось проводить ночи в бомбоубежищах и на постах противовоздушной обороны, но, как ни старались немцы, они не могли вызвать в Москве большого пожара; благодаря энтузиазму населения, которое с успехом научилось гасить зажигательные бомбы, пожары в Москве носили единичный характер.
Отец написал мне, что ему удалось погасить зажигательную бомбу. Стабилизатор этой зажигалки хранится у нас в семье до сих пор. Но бомбежки были тяжелы главным образом тем, что нарушали сон и нормальный ритм работы. Об этом иногда писала вскользь жена, и рассказывали приезжавшие из Москвы товарищи.
>Стабилизатор зажигательной бомбы, потушенной проф. Зылевым В.П. (отцом автора) на крыше химического корпуса МИИТа в сентябре 1941 года.
>Сейчас эта часть зажигательной бомбы находится в экспозиции музея МИИТа.
В ОБОРОНЕ
Как я помню, около 10 сентября наша дивизия, входившая в 24 армию резервного фронта, получила участок переднего края обороны западнее и северо-западнее города Ельни. Помню, как мне в этот период пришлось побывать в расположении нашего артиллерийского полка. Там встретился я с Бармашевым А.А., бывшим председателем профкома института. Он был богатырского телосложения, энергичный, волевой человек. Когда мы говорили с ним о нашей дивизии, он сказал: "Да, мы теперь к бою готовы, у нас есть все необходимое".
10 сентября 1941 года штаб дивизии передислоцировался в деревню Мойтево (Мойтево теперь нет, на карте Смоленской области есть деревня Ходыкино, в которую она влилась), что расположена северо-восточнее города Ельни, примерно в одном километре от него.
Линия фронта проходила западнее Мойтева на 5-6 километров. Мойтево было небольшой деревней, вытянувшейся вдоль дороги, идущей от Ельни в сторону Вязьмы.
В деревне было не более 20 домов. Окрестности Мойтева были сравнительно бедны природой: в обе стороны, на восток и на запад, простиралась довольно ровная местность, местами пересекавшаяся небольшими оврагами и холмами. Деревня располагалась на склонах небольшой ложбины, обращенной в сторону востока. Со стороны запада часть деревни была прикрыта гребнем холма. Это было очень важно, т.к. делало эту часть деревни недосягаемой для немецкой артиллерии.
С западной окраины Мойтева была видна Ельня, до которой по равнине шла проселочная дорога. За Ельней и западнее ее виднелся лес, до которого было не менее трех километров. От немцев в Мойтеве остались довольно большие блиндажи, расположенные на скатах оврага восточнее деревни. Эти блиндажи использовались для размещения некоторых отделов штаба.
Люди комендантского отделения разместились в маленьких землянках, вырытых также немцами. Эти землянки походили скорее на земляные конурки. Они были устроены так: прямоугольная яма, затем ряд досок и бревен, взятых из крестьянских построек и сверху слой земли; на дно ямы немцы настлали ботвы и сена. Эти землянки вмещали от двух до пяти человек. В одной из этих землянок расположились мы с Волковым.