Воспоминания о революционном Новониколаевске (1904-1920 гг.) - страница 7

В январе 1908 года в Новониколаевске произошел один случай, свидетельствовавший о растущем влиянии Обской группы РСДРП среди трудящихся.

В Обской группе состоял один активный товарищ — банковский служащий по имени Абрам, его очень любила революционная молодежь. Он погиб от случайного выстрела. Обская группа, зная авторитет т. Абрама среди населения, решила организовать гражданские похороны и использовать их для демонстрации своих сил.

Во второй половине дня закрылись торговые предприятия города, торговые служащие направились к месту выноса гроба, а вскоре к ним присоединились рабочие депо. И внушительная процессия направилась на кладбище. На гробе покойного появились венки с красными лентами от Обской группы РСДРП, от друзей и товарищей. На кладбище состоялся многолюдный митинг, на котором выступали ораторы социал-демократы, отмечая заслуги молодого бойца революции, воспитанного в рядах Обской группы, призывали собравшихся, несмотря на наступившую реакцию, продолжать борьбу с царским самодержавием.

Попытки полиции рассеять процессию, отобрать красные ленты и прекратить выступления ораторов не увенчались успехом, так как похоронная процессия и митинг охранялись бойцами боевой дружины.

Выяснив, что судебное разбирательство моего дела еще не закончено, в связи с новой волной арестов, я, по согласованию с группой, в конце февраля 1908 года выехал в Европейскую Россию.

Много странствовал я по необъятным просторам страны и, наконец, в апреле 1908 года остановился в Тифлисе. Там меня вскоре арестовали, препроводили по всем российским этапам по месту судимости в Томскую тюрьму, куда я попал в сентябре 1908 года, и возбудили новое судебное дело — обвинение в принадлежности к Обской группе РСДРП.

В тюрьме я встретил многих друзей новониколаевцев во главе с В. Шамшиным. Тут была группа товарищей, выданная провокатором Петром Струниным: Дмитрий Кофанов — Митяй длинный, Дмитрий Афанасьевич Шамшурин, Николай Ильич Кундашкин, Иван Андреевич Чумаков, Константин Антонович Гедройц и Михаил Иванович Галунов. В эти годы тюремные порядки изменились. Камеры на день не открывались, заключенных всячески изолировали друг от друга. Доступным средством связи являлся «тюремный телеграф» — перестукивание через стену.

Вместе с нами в Томской тюрьме находились два брата Куйбышевых — Анатолий и Валериан, арестованные в Омске. Несмотря на строгий — столыпинский режим, в Томской тюрьме политические заключенные жили своей жизнью, боролись за улучшение тюремного режима. Так, в 1909 году политические заключенные провели четырехдневную голодовку, которой руководил Валериан Куйбышев. Он постоянно заботился о дальнейшем политическом воспитании молодых революционеров — социал-демократов.

Потянулись долгие месяцы следствия, и, наконец, в конце 1908 года состоялся суд по первому моему делу. Приговором Томского окружного суда за хранение и распространение нелегальной литературы я был осужден к 9 месяцам тюремного заключения, а 16 апреля 1909 года тем же судом за принадлежность к Обской группе Сибирского Союза РСДРП — к лишению всех прав и состояния и ссылке на вечное поселение в Восточную Сибирь.

2 декабря 1909 года к этой же мере наказания были приговорены многие мои товарищи по Обской группе. Нас обрили, одели в казенную одежду — в бушлаты с бубновым тузом на спине — и до отправки на поселение посадили в общую камеру, в так называемый Красноярский барак Томской тюрьмы. Хоть и в неподходящем месте, но радостно встретились старые боевые друзья. Но вот и этап. Нас отправляют первоначально в Красноярскую тюрьму, но енисейский губернатор не принимает ссыльных, так как за 1909 год у него заполнена «норма», и нас гонят дальше, в Иркутскую тюрьму, а затем в пересыльную при Александровском централе.

В морозное февральское утро заключенных выстроили во дворе Иркутской тюрьмы, сковали цепями попарно, «чтобы в дороге не разбежались», и погнали в Александровскую пересылку. Мороз крепчал, ручные кандалы, не обшитые кожей, обжигали тело, из рук сочилась кровь. Просидевшим длительные годы в тюрьмах и на каторге, идти трудно, а до ближайшего этапа 30 верст. Конвойные грубо, прикладами подгоняли отстающих. После двухдневного страшного пути — восьмой барак Александровской пересыльной тюрьмы, наполовину занятый уголовными каторжанами, ожидавшими отправки на поселение, показался нам на первых порах чуть не раем.