Воспоминания розы - страница 8

Эль Пелудо, так здесь прозвали президента, показался мне человеком очень мудрым и очень спокойным. Улыбаясь, он сообщил мне, что стареет и не ест практически ничего, кроме свежих яиц, и что ему нашли несколько прекрасных несушек, которых он держит в своем поместье. Эль Пелудо всегда отказывался жить в президентском дворце и каждый день ходит туда из дома пешком. Не решаясь заговорить о неожиданной смерти нашего дорогого Гомеса Каррильо, я спросила у президента, о чем думают те люди, которые трезвонят на всех углах о революции, намеченной на среду. Он посерьезнел, но расстроенным не выглядел:

– Они решили устроить революцию… Студенты… Говорят об этом вот уже несколько лет. Возможно, когда-нибудь они ее устроят. Надеюсь, это случится после моей смерти. Я всегда давал им то, чего они хотели. Подписываю, подписываю целыми днями, соглашаюсь на все их требования.

– Может быть, вы подписываете слишком много и в этом корень зла? – рискнула предположить я.

– Смерть Гомеса Каррильо очень меня опечалила, – сказал он, не отвечая на мой вопрос. – Вы знаете, он обещал мне приехать в Буэнос-Айрес и на некоторое время встать во главе министерства образования. Я считаю, что это самое важное из всех министерств. Я последовал одному из его советов: заменил старых школьных учительниц молодыми красивыми девушками. Помню, что в детстве для меня было настоящим кошмаром каждое утро встречаться со своей учительницей – старой каргой со вставными зубами, давно возненавидевшей детей. Сегодня, когда появляется хорошенькая девушка, мы принимаем ее на работу, даже не спрашивая диплома… Думаю, дети должны лучше усваивать то, что преподает им красивый человек.

Я слушала его, слегка улыбаясь. Я представляла себе жалобы родителей, которые сдали своих детей этим победительницам конкурсов красоты без опыта и образования…

Министр Г. в тот же вечер пригласил меня на ужин с важными официальными лицами. Революцию по-прежнему ожидали в среду. Женщины были очень красивыми, а еда – обильной. Едят в Буэнос-Айресе в три раза больше, чем в Европе. Мне очень понравилась эта поездка.

Бенжамен Кремьё только что прочел первую лекцию в салоне «Любителей искусств». Там я познакомилась со сливками буэнос-айресского общества. Все говорили только о революции.

– Здесь все очень любезны, и я бы хотел остаться еще на несколько недель, но они начинают меня пугать этой своей революцией, – заметил мне Кремьё. – Похоже, их забавляют такие разговоры. Вероятно, они думают, что революция может обойтись без жертв. Я был солдатом во время последней войны и с тех пор не люблю свиста пуль. Я человек мирный, – добавил он, поглаживая бороду. – Кстати, вы не зайдете ко мне в гостиницу после обеда? Я хочу познакомить вас со своим французским другом, он очень интересный человек. Только не подведите, я буду вас ждать.

В холле гостиницы в честь Кремьё устроили коктейль, гости судачили о всякой всячине, но разговоры неизменно сводились к революции. Мне это стало надоедать. Начало даже казаться, что пресловутая революция запаздывает.

– Когда начнется, по-вашему? – спрашивал в шутку один.

– В четверг, готов биться об заклад, – отвечал другой.

Я посмотрела на часы и решила уйти, не предупредив Кремьё, опасаясь, как бы он не стал меня удерживать. Когда я уже надевала пальто, в холл отеля влетел очень высокий брюнет. Он двинулся прямо на меня и, ухватив рукав моего пальто, чтобы я не могла его надеть, сказал:

– Вы уже уходите, а я только что пришел. Останьтесь еще на несколько минут.

– Но я должна идти, меня ждут.

Подбежал Кремьё и, показывая белоснежные зубы в зарослях черной бороды, заявил:

– Да-да, останьтесь, это та самая встреча, которую я вам обещал. Еще на пароходе я предупреждал, что познакомлю вас с летчиком и что он обязательно вам понравится, потому что он обожает Латинскую Америку и говорит по-испански – плоховато, конечно, но все прекрасно понимает.

И, глядя на высокого брюнета, который все еще держал меня за рукав, Кремьё произнес, дергая себя за бороду:

– Учтите, она испанка, а когда испанки обижаются – это серьезно!