Воспоминания склеротика - страница 32
А после защиты долго беседовал со мной, давая советы, как из этого диплома сделать книгу.
Я не оправдал надежд своего учителя и книгу не написал. Но в моей режиссерской практике, в освоении теории своего искусства его советы сыграли неоценимую роль. А ещё большую роль – пример удивительной честности, доброты, демократизма и порядочности.
Незадолго до экзамена Сахновскому по истории театра советских республик мы стояли в вестибюле и беседовали с Владимиром Александровичем перед его лекцией по истории театра Украины. К Украине он относился особенно трепетно. Он, бывший киевлянин, великолепно знавший украинский язык, писавший на нем книги, был хорошо известен широкой театральной общественности этой республики. Так вот, стоя в фойе, он хитро заявил: -- кто мне ответит, что сказал А. П. Чехов Марии Заньковецкой, провожая на перроне после гастролей её театра в Петербурге, я ставлю пятерку и освобождаю от экзамена. -- Мы с моим другом Вадимом Жуковым перерыли всё, что можно, по украинскому театру. Но, ничего не найдя, пришли на экзамен, который сдали отлично. -- Так что же все-таки сказал на перроне Чехов Заньковецкой? – с нетерпением спросил я уже после экзамена.
- До побачення![7] – ответил улыбающийся педагог.
Эта улыбка всегда у меня перед глазами, хотя я помню Владимира Александровича и суровым, и сердитым, и возмущенным. Но каким бы ни было выражение его лица - это было лицо доброго, умного, честного и всеми нами любимого человека.
Мне хотелось бы вспомнить один оригинальный эпизод из послеинститутских встреч с моим любимым педагогом.
В Ленинграде были два человека, с которыми я обязательно в каждый свой приезд, как бы по традиции, хотя бы один раз отобедывал в чудесном ресторане ВТО, в Доме Искусств на Невском проспекте. Один из них, это был Михаил Михайлович Королев, завкафедрой театра кукол нашего ЛГИТМиК, с которым я очень подружился после окончания института. За обедом, не спеша, мы беседовали о делах кукольных, о новостях в русских театрах и о событиях на кафедре.
Другой мой сотрапезник, с которым мы посещали ресторан в какой-либо иной день, Владимир Александрович Сахновский. В разговоре с ним, в основном, говорил я. О своём театре, о делах на Украине, о творческих планах.
Однажды, а было это где-то в году 1968 или 69-м, при посещении этого прелестного заведения с Владимиром Александровичем, за соседним с нами столом беседовали двое: уже популярный тогда танцовщик Барышников и девушка, которую я плохо разглядел, сидя спиной к молодым людям. Между Барышниковым и моим педагогом возник небольшой пантомимический разговор. Танцовщик на пальцах объяснял, что надо помалкивать по поводу того, что он позволил себе съесть со стаканом лимонада пирожное. Владимир Александрович понимающе кивнул и поднял два пальца вверх, как бы произнося клятву. Доев запрещенное соблюдающим фигуру танцовщикам лакомство, Барышников со своей спутницей покинули ресторан. Через минуту рядом со столом появилась молоденькая официантка. Она чуть ли не со слезами в глазах воскликнула: - ну как не стыдно людям? Ушли и не расплатились! – Успокойтесь, милая девушка – сказал, улыбаясь Сахновский. Сколько они вам задолжали? – Один рубль. Бутылка лимонада и два пирожных. – Я за них заплачу. Вот возьмите. -- И он протянул официантке новенькую рублевую купюру.
Девушка небрежно сунула деньги в карманчик фартука и направилась к кухне. – Одну минутку – остановил её Владимир Александрович. – Я на Вашем месте с этим рублем обращался бы поаккуратнее. Более того, Вам следовало бы написать на нём, что уплачен он за знаменитого танцовщика Барышникова. Смею Вас заверить, что через несколько лет этот рубль пожелает купить у вас самый богатый музей мира и за большие деньги.
Девушка стала рыться в своём кармане и, разыскав рубль, свернула его вчетверо и спрятала в самое интимное место, куда женщины обычно прячут дорогие им вещи, поближе к груди. Мне неизвестно, сохранила ли официантка эту, попавшую к ней столь необычным путем, реликвию. Но будущий музей всемирно известного балетмейстера может принять это к сведению.