Воспоминания военного министра УНР генерала Грекова - страница 4

Однако, паоенное поприще ген.Грекова на этом не окончилось. В это время галицкая армия под командой ген. Омельяновича-Павленко начала отступать под давлением польских войск. Председатель галицкого секретариата г.Голубович обратился 16 мая 1919 г. к ген.Грекову с предложением принять пост командующего галицкой армией, на что этот последний согласился. Уже 9-го июня армия под его командованием перешла в наступление, в войсках прроизвело громадное впечатление занятие в тот же день Чорткова и весь бой, под личной директивой генерала Грекова. В течение июня наступление шло успешно, но был недостаток боевых припасов; 28 июня поляки нанесли тяжелый удар галицким войскам, но положение могло быть спасено, если бы галицкий диктатор Петрушевич исполнил требование ген. Грекова и закупил за Збркчем снарядов и патронов. Вместо этого диктатор вел за спиной ген. Грекова переговоры с Петлюрой и, кроме того, видимо, завидовал или боялся его популярности в войсках. Когда ген. Греков сам начал вести переговоры о боевых припасах с офицерами французской армии Петрушевич обвинил его в том, что он будто бы просил у французов иностранный паспорт, чтобы бросить армию и уехать. Так как при этих переговорах были свидетели, Петрушевич должен был официально взять назад свое обвинение, но ген. Греков уже больше не согласился остаться и 7 июля 1919 года оставил командование. Его семья, которая все это время была на берегу Днестра в Залещиках, переправилась на другой берег и отправилась в город Черновицы, принадлежавший тогда румынам. Через несколько дней ген. Греков последовал за семьей и был интернирован румынами, которые потом разрешили всей семье свободно жить в Черновицах. Весной 1920 г. ген. греков вплоть до 1922 г. действительно был в связи с представителями Антанты, писал статьи в газетах и встречался с разными лицами, в надежде заинтересовать их в организации антибольшевистского движения.

Между тем интерес к России со стороны разных представителей все уменьшался, в Австрии экономическое положение было очень трудно и деньги со дня на день теряли цену. Тогда жена ген. Грекова решила продать фамильные драгоценности, которые ей удалось вывезти из России, и Грековы купили небольшой дом и около полутора десятин земли в 25-ти километрах от Вены, в местечке Санкт Андре-Вердерн. Там они занимались куроводством и огородничеством и все работы исполняли сами, что с непривычки было не легко. Ген.Греков пахал, рубил дрова и пр.; местное австрийское население относилось ко всей семье очень сочувственно и помогало, чем могло. Все же доход с такого маленького владения был невелик, в 30-х годах пришлось заложить дом, а в 1938 году продать. Ген.Греков окончил курс бухгалтерии и получил работу в Вене; дочь его имела место уже раньше.

В 1945 г., когда Красная Армия приближалась к Вене, все друзья уговаривали ген. Грекова уехать, но он не хотел и говорил, что он старый солдат и ни от кого бежать не будет. В первые годы оккупации советские власти им не интересовались, хотя было несколько случаев допросов старых русских эмигрантов; некоторые были уже в 1945 г. увезены, были также похищения разных других лиц. Осенью 1948 г. (ген. Грекову тогда было уже почти 73 года) к нему неожиданно приехали советские офицеры в форме МВД, посадили его в автомобиль и увезли в неизвестном направлении.

Дочь в отчаянии ходила ко всем советским инстанциям, но никакого объяснения не получила, а местные власти были бессильны против вооруженной оккупации. Шесть лет от ге.Грекова не было никаких известий, хотя австрийское министерство по просьбе дочери много раз запрашивало Москву (он был австрийский подданый). Препринять что-либо было невозможно, так как номер лагеря был неизвестен и никто не знал, жив ли он вообще.

Вдруг зимой 1954 г. старые австрийские друзья получили от ген. Грекова открытку с несколькими словами и номером лагеря. Это было после смерти Сталина, когда жизнь в концлагерях стала несколько легче. Получив это известие, дочь генерал с удвоенными усилиями ходила с прошениями во все учреждения, какие толь можно, и подвала семь или восемь раз все бумаги, доказывающие его австрийское подданство. Между тем, начали приходить от него письма и даже можно было ему послать несколько посылок.