Воспоминания - страница 62
Само собой разумеется, что в тот свой первый приезд в этот город я еще был очень далек от высказанных размышлений, от возможностей делать умозаключения и анализы. Зато я всецело предался наблюдениям и впечатлениям. Как завороженный простаивал я часами у окна, смотря на Невский. А мимо меня, нежно шурша но торцам, в пять рядов в каждую сторону непрерывным потоком неслись экипажи. И холеные петербургские извозчики (не чета нашим московским захудалым Ванькам), и шикарные свои выезды, и чиновничьи коляски, и придворные кареты с красными ливрейными лакеями в треуголках и испанских воротниках. Разнообразя этот поток, порой появлялся дипломатический выезд с выездным гайдуком на козлах, в причудливой, незнакомой форме, или министерская пролетка с чиновником в парадной форме, или скромный на вид великокняжеский экипаж, перед которым как-то само собой расчищалась дорога. А в это время по широким тротуарам густо двигалась людская масса, разнообразная и по одежде и по положению. Шли разряженные дамы, гремели палашами 1* конногвардейцы, спешили куда-то департаментские чиновники, сновали торговцы, деловито шагали рабочие и мастеровые, и плелись бочком сермяжные мужички, пробираясь за покупками на Сенной рынок или поклониться угодникам в Лавру. Мои наблюдения прерывались незнакомым звоном часов на Думской каланче, или гулом полуденной пушки, или визгом флейт и барабанной дробью шагавшего мимо гвардейского караула.
Стоило выйти на улицу, как меня поражало все: и просторы площадей, и сказочные по красоте архитектурные ансамбли, и таинственные дворцы с мерно шагавшими перед ними караулами, и красавица Нева с крепостью, с пароходами и с смелыми мостами.
Впечатление от города было столь велико, что я совершенно забыл, с кем тогда виделись мои родители, а мы все время были окружены какими-то их знакомыми, долго ли мы пробыли в Петербурге и где мы там бывали.
Осталось в памяти лишь три эпизода — посещение недавно освященной церкви Воскресенья с местечком, на котором был убит Александр II и куда все бросали серебряные и медные монетки. Поразили меня окна этой церкви, сделанные из голубого стекла, переходящего в белый, матовый. Глядя на свет, проникавший сквозь них в церковь, посетитель забывал, что на улице пасмурно и идет дождь. Казалось, что солнечно и голубое ясное небо. Отец обратил мое внимание на купола собора — они были сделаны его дядей со стороны моей бабки А. Н. Постниковым. Постников был не только фабрикантом, но и химиком-изобретателем, самоучкой, всю жизнь работавшим над созданием эмалевой краски, не подвергающейся ни атмосферическим явлениям, ни окислениям, ни изменениям в цвете. Наконец секрет этой краски был им найден. Эффективность ее он блестяще доказал на главах церкви Воскресенья. Почти полстолетия спустя они кажутся только что вчера водворенными на место, свежевыкрашенными и отполированными. Немцы и американцы предлагали ему бешеные деньги за продажу секрета. Старик ответил категорическим отказом, мотивируя тем, что это дело русское и принадлежит русским. К сожалению, он так и не удосужился сделать кого-либо наследником своего секрета, который он унес с собой в могилу.
Второй эпизод, который я хорошо помню, это посещение Таврической выставки. Стройная красота самого здания осталась у меня в памяти с тех пор. Великолепные большие полотна Боровиковского чувствовали себя в этом дворце как дома. Самое сильное впечатление от выставки — это портрет Павла I в мальтийской короне, надетой набекрень, в долматике и мантии и «Заседание Звездной палаты» Репина. Затрудняюсь сказать, почему именно эти два полотна произвели на меня наибольшее впечатление — быть может, по своей внутренней сущности и большой экспрессии. Я тогда сравнительно мало знал о Павле I, но этот портрет заставил меня подумать, что этот человек — царь, то есть личность необыкновенная, резко отличающаяся ото всех других людей. Это ясно выражено в портрете — карикатурность и истерия дошли до меня после. Лишь впоследствии я понял, что Боровиковский, воспитанный на медлительной величавости екатерининского века, не мог иначе видеть ее искалеченного сына. «Звездная палата» произвела на меня гнетущее и мрачное впечатление. Мне казалось, что вот все эти важные старики собрались в каком-то подвале (убей меня Бог, не знаю, почему зал показался мне подвалом) и там пишут страшные законы, которые касаются всех нас и за несоблюдение которых люди идут под суд и на каторгу, а где-то сзади сидит маленький беспомощный царь.