Восстания военных поселян в 1817-1831 гг. - страница 10

«Почтеннейшие старики слобод Веревкиной и Петровской.

Мы ныне находимся в слободе Шебелинке и учинили всеми селениями бунт, которые отошли к округу военного поселения, чтобы не даться в уланы, а потому всепокорнейше просим вас, почтеннейшие старики, исделайте меж себе твердую согласия и сколько можно поспешить более прибыть в означенную слободу Шебелинку для общей нашей согласии и не далее завтрашнего дня, да особо, чтобы был член Егор Мотинов, да и как можно успешить»[1].

Это обращение указывает на то, что крестьяне, переведенные в военные поселения, смотрели на свою судьбу как на общее крестьянское дело и старались развернуть борьбу, втянув в нее и невоенизированное крестьянство. Коротко говоря, в уничтожений военных поселений крестьяне правильно видели свою общую классовую задачу.

Гонцы, разосланные мятежниками по дорогам и в селения округа, имели полный успех. Не только шедшие на смотр поселяне сворачивали в Шебелинку, но и те, которые уже прибыли на сборный пункт в Меловую, возвращались оттуда, чтобы присоединиться к мятежникам, так что к 27 мая почти все жители округа собрались в Шебелинку. На сборном пункте внутри селения стало тесно, и толпа перешла за село на выгон около кладбища, — на место, носящее название «городка». В городке собралось более трех тысяч человек, вооруженных охотничьими ружьями, косами, кольями, а самый городок был забаррикадирован бревнами и арбами.

В то время, когда главные силы мятежников находились в Шебелинке, в других селениях нового округа происходили незначительные стычки. Так, 26 мая в 15 верстах от Шебелинки «послы» — братья Аксеновы, направленные временным управлением по деревням для агитации, набрав толпу женщин и стариков, разбили эскадронный комитет и уничтожили все хранившиеся там документы. Во время разгрома комитета на месте происшествия появилось верхами несколько офицеров. Ротмистр Богомолов несколько раз ударил обнаженной шашкой по голове не успевшего скрыться 70-летнего старика Кузьму Ефремова. Тяжело раненый старик пытался укрыться на чердаке, но оттуда его стащили вахмистр и ефрейторы из комитета и избили так, что он через три дня скончался в Балаклеевском госпитале. Известие о расправе было передано мятежникам прибежавшими в Шебелинку свидетелями происшествия, вызвало общее негодование и увеличило число восставших.

Между тем извещенный о мятеже полковник Синадино поехал было с офицерами в Шебелинку, чтобы уговорить мятежников, но по дороге, узнав о размерах восстания и возбуждения мятежников, не решился въехать в селение и, возвратившись в Балаклею, донес рапортом генералу Розену о беспорядках. Розен прибыл в Балаклею в 7 часов вечера 26 мая, но отложил принятие решительных мер до прибытия отрядного командира. Генерал Коровкин приехал ночью и решил на утро атаковать мятежников с помощью действующих эскадронов Серпуховского полка, не подкрепляя их другими войсками отряда. Этот расчет генерала оказался ошибочным, так как численность действующих эскадронов «была по числу имеющихся в полку седел» только в 336 человек и генерал не предполагал встретить такое упорство и решительность в мятежниках. Несмотря на то, что уланы, по приказу генерала, пустили в ход пики, атака была неудачной: уланы принуждены были отступить с уроном: 20 рядовым и троим офицерам были нанесены ушибы. Мятежники преследовали эскадроны, а, возвратясь в селение и увидев убитых товарищей, пришли в ярость. Толкуя о жестокости военного начальства, они решили, что «будут стоять до последнего, но уланами и в военных поселениях не будут».

Ненависть к военным поселениям у восставших была настолько велика, настолько горячо было желание остаться по-прежнему «однодворцами», что наиболее сознательная часть мятежников идет даже на обман для того, чтобы поддержать стойкость сопротивления в своих товарищах. Они объясняют своим товарищам, что военное начальство из-за личных выгод и притом незаконно переводит крестьян в военные поселяне, но что гражданское начальство — губернатор — не даст их в обиду и что необходимо жаловаться ему. Снаряжается депутация к гражданскому губернатору Муратову — ставленнику и клеврету Аракчеева. Депутатами назначены 65-летний Семен Шеловцев и молодой поселянин Иван Дорозев. Последний не вернулся в Шебелинку, а Шеловцев возвратился в ночь на 30 мая и уверял всех, что был в Харькове у гражданского губернатора, который будто бы одобрил поступок мятежников, «приказал стоять крепко на своем и не сдаваться в уланы», и притом сказал, «что сам будет скоро в Шебелинке и будет нарочно только уговаривать повиноваться, но чтобы этого не слушали, и если будут твердо стоять на своем, то избавятся от поселения и уланства». Когда же нашлись скептики и усомнились в рассказе, — старик поклялся, что говорит правду, и выразил готовность идти в церковь под присягу. Это убедило сомневавшихся и внушило им уверенность, что они отстоят свое дело до конца. Это говорило о том, что в массе крестьянства не было достаточного политического сознания, и оно готово было еще верить — в сочувственное отношение к их классовым нуждам начальства. Этим же объяснялись и депутации к царю, которые посылались во многих случаях или перед восстанием поселян или во время восстания.