Восточней Востока - страница 22

В том же магазине, правда, если хотите, можно купить и другую литературу: Хемингуэя («Смерть после полудня», «По ком звонит колокол») и Грэхема Грина («Тихий американец», «Власть и слава», «Частный агент»), Фитцджеральда и Сноу, Фолкнера и Джойса, Стерна и Диккенса.

Должен оговориться: здесь речь шла об «английских» полках. Но и «японские» в значительной мере соответствуют им по составу. Слов нет: выпускается много хороших книг, отечественных и переводных. Я побывал в нескольких издательствах, в том числе в крупнейшем издательстве «Иванами», размах деятельности которого, солидность и высокая производственная культура вызывают уважение, при всем том, что «Иванами» — предприятие капиталистическое, со всеми, так сказать, вытекающими отсюда последствиями. «Иванами» издает классику, и только классику: художественную литературу, философию. «Иванами» может позволить себе не размениваться на выпуск развлекательной литературы, что вынуждены делать порой, скрепя сердце, издательства помельче, даже такие известные, как «Синтося» или «Каваде». Особая осторожность проявляется в отношении современной, не прошедшей проверку временем, литературы.

— Если бы вы были японским поэтом, — сказали мне в «Иванами», — мы бы подождали, простите, сорок лет после вашей смерти, а уж там решали бы вопрос, издавать вас или нет…

Классика — «верняк», вкладывать капиталы в ее издание, будь то массовые дешевые «библиотечки» или роскошные фолианты для коллекционеров — надежное дело. Но по плечу это выгодное занятие только тем, кто может позволить себе жить не ближайшей, сиюминутной выгодой, а дальним прицелом, кто способен ждать месяцы и годы, пока разойдется тираж, хранить в специальном помещении матрицы сотен книг и не спеша допечатывать их по мере распродажи, чтобы не омертвлять раньше времени лишние тонны бумаги, не забивать полки магазинов и складов…

У «Иванами» — благородная эмблема: сеятель, разбрасывающий семена. Но я не мог освободиться от мысли о том, как все взаимосвязанно в пределах данной социальной системы, о том, что борозда, по которой шагает сеятель, все-таки очень узка, и едва ли оп смог бы заниматься своим прекрасным делом, не выполняй рядом другие «черную» работу по изданию астрономическими тиражами всяческой развлекательной и завлекательной макулатуры.

Как-то раз меня пригласили на занятие Рабочего института — просветительного учреждения, где люди разных возрастов и профессий слушают лекции по экономике и философии, литературе и искусству. Аудитория была немногочисленной, но весьма разнообразной и активной. Рассказ поэта Кусака о Маяковском вызвал множество вопросов.

Потом наступила моя очередь спрашивать.

— Что привело вас сюда, в эту аудиторию? — задал я вопрос всем присутствующим. Ответы были разные. Один из слушателей, служащий министерства, сказал:

— Я не хочу быть похожим на своих сослуживцев. Восемьдесят процентов из них знают одни комиксы и другое легкое чтиво…

Вспоминается еще один разговор со знакомым японцем — мягким, интеллигентным человеком лет сорока, поклонником Баха и старинной живописи. В тот день одна из газет опубликовала огромную, на целую полосу, статью под названием: «Студенты предпочитают комиксы». Автор статьи проделал с профессиональной точки зрения большую работу: он приводит много цифр, имен и других данных, полученных в результате опросов, доказывая, что сегодняшние студенты читают не в пример меньше серьезных книг, чем прежние, и что даже лозунги, которые они пишут на стенах своих университетов, зачастую рождены не глубоким изучением философских и политических идей, а пришли тоже чуть ли не из комиксов. Не думаю, что журналист был полностью объективен — мой небольшой опыт позволяет думать лучше о японской молодежи: живя в студенческом районе Канда, я радовался, глядя на толпы в книжных магазинах у стеллажей с самыми что ни на есть серьезными книгами, я видел студентов, занимающихся в Парламентской библиотеке, и, помнится, подумал еще, как это похоже на собственные наши давние бдения в ленинградской «публичке». Наконец, я мог предположить, что в условиях непрерывных студенческих волнений тенденция к прямой или косвенной дискредитации студенчества тоже может иметь место. И все же какая-то тревожащая убедительность чувствовалась в некоторых выкладках журналиста.