Восточней Востока - страница 5
А в значительной мере Токио — и вовсе «малорослый» город. Жилые районы столицы, по традиции, как правило, резко отделенные от деловых кварталов, — море одноэтажных и двухэтажных домиков. Японцы не очень охотно идут жить в большие железобетонные дома, и строится таких домов не очень много. Где тут причина, где следствие — можно считать по-разному, но так или иначе, малоэтажная застройка бесконечно растягивает город: представьте себе одиннадцать миллионов, расселенных в маленьких домиках!
Традиционные виды городского транспорта — трамвай, автобус — на глазах вымирают, не справившись с непомерными расстояниями; основными средствами сообщения становятся городская железная дорога и неглубоко «зарытое» в землю метро. Если токиец затрачивает на то, чтобы добраться из дома на службу час с небольшим, — считается, что он живет недалеко. Собственными машинами при поездке на работу не пользуются: на забитых транспортом улицах потеряешь больше времени, чем воспользовавшись электричкой. У каждой полицейской будки — в назидание пешеходам — сводка о несчастных случаях по району и городу за истекшие сутки.
А неподалеку, под наскоро сооруженным навесом, трое буддийских монахов, постукивая в барабанчики, тянут свою длинную песнь.
Человек с каким-то немыслимым горшком на голове играет на дудке, обратившись лицом к молочной лавчонке: собирает подаяние.
Молодая женщина в ярком цветастом кимоно беседует с подругой в ультрасовременной модной одежде.
Кстати, бросается в глаза: сегодняшний Токио — довольно молодой город. Много молодых лиц на улицах. И не только в районе Канда, своеобразном Латинском квартале японской столицы, районе университетских корпусов, книжных и спортивных лавок, где я поселился вначале, а почти везде. На улицах преобладают те, кто увидел свет в результате явления, которое демографы изящно называют «послевоенным компенсаторным бумом рождаемости».
Приток свежих, молодых сил в японскую промышленность и науку — одна из косвенных причин, способствовавших заметному подъему экономики страны в последние годы. Но не случайно, очевидно, и беспокойство, слышанное уже не раз: те же демографы знают, что за «бэби-бумом» последовало снижение рождаемости. При мне забили тревогу газеты. «Предвидится снижение численности населения Японии; рекомендована программа улучшения социальных условий», — вынесли и заголовок «Асахи», ссылаясь на доклад специального комитета по проблемам народонаселения министру здравоохранения Нобору Саито.
«Идеальное число детей в японской семье составляет ныне не два, в три, — писала «Майнити», опирающаяся на результаты собственных исследований.
Еще один японский парадокс! Мы-то привыкли думать о Японии только как о густонаселенной стране, и она действительно такова; и вдруг выясняется, что при всем том через несколько лет она будет нуждаться чуть ли не в импорте рабочей силы для развивающейся индустрии!
История взаимоотношений наших стран-соседей — также бесконечно сложна. Близ города Наоёцу, на могиле какого-то генерала, я прикоснулся к чугунному лафету ржавого трофейного орудия: Обуховский завод, Санкт-Петербург…
В музее города Асахигава мне показали старое разбитое пианино, принадлежавшее некогда Стесселю — незадачливому коменданту Порт-Артура.
С экрана в киотоском кинотеатре глядел мне в глаза знаменитый актер Тосиро Мифунэ, знакомый нам по фильму «Расемон» и выступавший на этот раз в роли адмирала Того — победителя при Цусиме. Фильм сделан, правда, с некоторыми поправками на современность: молодой японский капитан, в прошлом военно-морской атташе в России, говорит о любви к русской литературе, сожалеет о том, что между странами-соседями возникла война, главный виновник которой — царское правительство; японские женщины плачут над телом русского моряка, выброшенным волнами на берег. Но в целом, конечно, адмирал Того и генерал Ноги, командующий сухопутными войсками, — благородные герои, достойные победители, а война 1904–1905 годов являет собой славную страницу национальной истории — такова мораль фильма.
Но тут же я вспомнил, что почти в те же самые годы гениальный юноша Такубоку писал в одном из своих пятистиший — танка: