Восточнославянское язычество: религиоведческий анализ - страница 13
присущ первобытному мышлению, о котором, в свою очередь, сложно сказать что-либо определённое.
Основательно углубился в психологию американский исследователь мифа Джозеф Кэмпбелл. Являясь сторонником идей К.Г. Юнга, он сближает мифологические образы (персонажи, символы) и образы сновидений: «…сновидения открывают дверь в мифологию, ибо мифы имеют характер сновидения. Они, как и сновидения, рождаются из внутреннего мира, неведомого бодрствующему сознанию: так же, как и сама жизнь»[54]. «Вообще говоря, мифологии представляют собой коллективные сновидения, приводящие в движения целые сообщества и придающие им форму. Верно и обратное — наши собственные сны являют собой крошечные мифы с личными богами, их противоположностями и силами-хранителями, которые становятся нашими побудительными силами и придают форму нам самим: это откровенные выражения реальных страхов, желаний и ценностей, повелевающих жизнью человека из его подсознания»[55]. На этом, собственно, и заканчиваются попытки Кэмпбелла дать определение мифу. С другой стороны, при таком подходе к мифологии дело обстоит достаточно просто — мифы есть продукт человеческого Бессознательного, мифологическая символика есть отражение глубинных психологических структур и задача мифолога, в сущности, сводится лишь к подтверждению этого факта. Столь акцентированный упор на аналитическую психологию Юнга и визуализированные мифологические образы (книга Кэмпбелла «Мифический образ» перенасыщена разного рода иллюстрациями) делают похожими его труд на некий мистический трактат, что чрезвычайно затрудняет использование этой работы в качестве методологической основы религиоведческого исследования.
Более основательно к построению своей теории мифа подошёл И.М. Дьяконов — известный отечественный востоковед, историк и филолог. Помимо хорошего знания ряда древних мифологий, он опирается на анализ языков их создателей и на достижения социальной психологии (хотя и признаёт, что в данной области он не специалист). Автор интересно и убедительно раскрывает сам механизм возникновения древних (в его терминологии «архаических») мифов. Его определение мифа: миф — это «способ массового и устойчивого выражения мироощущения и миропонимания человека, ещё не создавшего себе аппарата абстрактных обобщающих понятий и соответственной техники логических умозаключений»[56]. Именно нехватка общих понятий из-за отсутствия способности к абстрагированию и придавала мышлению и высказываниям архаических людей такое своеобразие. Человек ещё не мог описать что-либо с помощью общих понятий, но мог передать другому какой-то конкретный чувственный образ, вызывающий у собеседника схожие психологические реакции: «миф в любом случае предназначен для обобщения феноменов, в целом одинаково воздействующих на сознание человека; задачей обобщения является вызывать одинаковые эмоциональные и практические реакции»[57]. При отсутствии сознательного аппарата абстрагирования главным способом обобщения являлись тропы (в особенности метафора и метонимия). Таким образом, «всякое высказывание, содержащее в себе материал для абстрактных понятий, будет на уровне архаического общества и архаического языка неизбежно выражено только в форме тропа. Сколько-нибудь событийно развёрнутое высказывание неизбежно должно будет принять форму мифа, т. е. высказывания, в котором общая мысль передаётся через частное, но такое частное, которое является выражением общего, т. е. через тропы определённого семантического поля либо, чаще, его части — семантического ряда или пучка»[58]. Эти положения автор подтверждает путём анализа общих понятий в ряде древних языков.
Так как тропы, по мнению автора, базируются на объективных психологических реакциях, свойственных «Человеку разумному», то все мифы, в конечном счете, укладываются в ограниченное число типологических рамок.
Редко когда явление можно представить с помощью лишь одного тропа, ибо один троп обычно освещает лишь одну сторону объекта. Автор приводит пример из египетской мифологии, где небо осмыслялось одновременно в образе коровы, женщины и реки. Это объяснялось необходимостью отразить сразу несколько присущих небу свойств. Небо — это свод, опирающийся на четыре точки горизонта — его можно представить в виде коровы. Небо рождает солнце, следовательно, оно женщина-роженица. Солнце перемещается по небу из конца в конец — значит, небо это река. Но это не значит, что древний египтянин не видел разницы между столь разнородными вещами, как небо, женщина, корова и река (как можно было бы думать исходя из цитировавшихся слов Ф.Х. Кессиди). Напротив, «все ясно чувствовали, что на самом деле небо — нечто иное, чем корова, женщина или река»