Восточные узоры - страница 36

Мое знакомство с гончарным производством началось со встречи с рабочим Али Баггашем. В 50 метрах от собственного дома он снимает тяжелым заступом 1,5–2 метра верхнего слоя земли и тем же заступом стесывает глину, размельчает ее и заливает водой. Собственно говоря, это не жирная, идущая на изготовление высококачественных изделий глина, а тощий суглинок, в котором много серого песка. Воду, чуть-чуть солоноватую, он достает из колодца тут же, у карьера, с глубины 5 метров. В смоченный водой суглинок добавляется измельченный ослиный навоз, состав перемешивается ногами, закрывается циновкой и оставляется ”вызревать” до следующего утра. Поскольку добываемая глина содержит большое количество серого песка и примесей, добавка из ослиного навоза повышает вязкость материала и делает возможным его обработку.

На следующий день рабочий переносит большие комки глины в сарай под циновочным навесом, т. е. туда, где трудится мастер гончар. В дальнем конце сарая врыт в землю толстый столб, рядом — закрытая мокрой тряпкой глина, ведро с водой, несколько круглых голышей и толстых дощечек, с ручкой. В остальной части сарая сложены уже готовые, ожидающие обжига изделия.

— А где же гончарный круг? — спрашиваю я.

Гончар загадочно улыбается, поскольку, по-видимому, я не первый, кто задает ему этот вопрос, и начинает демонстрировать свое искусство. Он берет круглое, уже обожженное донце, кладет его на врытый в землю столб, затем из куска глины делает толстый цилиндр и осторожно ставит на донце. Смочив заготовку влажной тряпкой и держа левой рукой гладкий камень внутри цилиндра, а в правой деревянную биту, гончар начинает быстро ходить вокруг изделия, ударами уплотняя стенки. Цилиндр вытягивается, и бесформенный кусок глины превращается в основание большого кувшина. Затем он скатывает толстую колбасу глины, равную по окружности будущему изделию, накладывает этот кусок на готовое основание и вновь начинает работать битой и камнем, наращивая на несколько сантиметров стенки сосуда. Так повторяется пять раз до тех пор, пока сосуд не приобретает очертания готового изделия. Теперь гончар берет обломок обыкновенной расчески, демонстративно продувает его в мою сторону и быстро наносит волнистые линии.

Последний этап работы — обжиг. Он производится тут же, в печи, куда загружаются 80 больших кувшинов. Открытая печь сверху закрывается черепками, а сбоку — двумя металлическими бочками. Сам процесс обжига ведется с соблюдением правил, в которых отразились складывавшиеся веками навыки работы: в течение двух часов поддерживается малый огонь, чтобы изделия лучше просохли, затем разводится сильный огонь для обжига, который поддерживается до тех пор, пока ”четыре верблюжьи поклажи хвороста полностью не прогорят”. Все отверстия в печи забиты черепками и глиной, однако температура в печи не очень большая, и, когда дует сильный ветер, гончары откладывают обжиг, поскольку не могут добиться нужной температуры.

На большом складе мы осматриваем уже готовые изделия. При хорошем обжиге, особенно в низу печи, где сильное пламя, стенки сосудов имеют ровный бело-розовый цвет. При плохом или неровном обжиге изделие получается каким-то пестрым: розовые цвета разных оттенков соседствуют с белым и серым, видны налеты и белые выцветы, доказывающие присутствие солей в глине и воде. Я поднимаю несколько черепков: темная — полоса с мелкими частицами навоза идет в центре толстого, до конца не спекшегося слоя. В хорошо обожженных черепках все частицы навоза выгорают полностью. Такая малоприятная присадка добавляется в глину, по-видимому, для того, чтобы не только увеличить вязкость, но и повысить капиллярность стенок готового изделия. Ведь кувшины и другие сосуды используются как для хранения, так и для охлаждения воды: поднимаясь по капиллярам стенок сосуда, капельки воды испаряются с поверхности и охлаждают ее на несколько градусов. Такие ”потеющие” на жаре сосуды я встречал в городах, на базарах, стоянках такси и автобусов не только в Йемене, но и в других странах Ближнего Востока.