Восточные узоры - страница 52

В центре города, на большой площади, стояли дворец халифа, дома его сыновей, мечеть и здания правительственных учреждений. Дворец халифа известен в истории Багдада под двумя названиями: ”аль-Кубба аль-Хадра” (”Зеленый купол”) и ”Баб аз-Захаб” (”Золотые ворота”). Оба названия отражали архитектурные особенности этого гигантского сооружения.

Постройка города была завершена в 766 году и стоила 38385 килограммов чистого золота. На строительстве работали 100 тыс. человек. Мусульманский мир внимательно следил за сооружением новой столицы халифата. Город Васит, бывший некоторое время резиденцией мусульманских наместников Ирака, прислал Мансуру свои знаменитые ворота, сработанные, согласно легенде, демонами по заказу библейского царя Соломона. Бывшая столица халифата Дамаск и первая столица мусульман в Ираке Куфа также подарили часть своих городских ворот.

Время не оставило нам даже развалин грандиозного сооружения Мансура. В 941 году рухнул купол дворца, а его стены простояли до середины XII века. Городские стены и здания из необожженного кирпича под влиянием дождей и наводнений скоро разрушились, и ныне найти место, где когда-то стоял круглый город халифа Мансура, практически невозможно. Лишь труды средневековых географов и историков дают нам возможность ознакомиться с ”Городом мира”, быстро построенным и быстро исчезнувшим. И надо иметь богатое воображение, чтобы среди многоэтажных домов, в потоках автомашин, двухэтажных автобусов, горожан, одетых в европейские костюмы, увидеть Багдад, о котором столько написано увлекательных сказок и зловещих рассказов.

В первый раз я приехал в Багдад в феврале 1965 года. На центральной улице Рашида, названной в честь Харуна ар-Рашида, пятого халифа из династии Аббасидов, — расцвеченные яркой неоновой рекламой большие магазины, государственные учреждения и конторы адвокатов. На этой же улице, перед большой площадью, уставленной автомашинами чуть ли не всех марок мира, находилась гостиница ”Синдбад”, с которой и началось мое знакомство с Ираком. Она построена еще до второй мировой войны. Это чувствуется и по архитектуре трехэтажного здания, и по обстановке комнат: ванные по величине равны жилым помещениям, в номерах — выточенные из мрамора люстры в виде глубоких тарелок, огромные скрипучие кровати.

Окна и двери моего номера, затянутые от комаров и москитов тонкой металлической сеткой, выходя? на широкую веранду, идущую вдоль всего здания. С нее открывается вид на реку Тигр, или Диджла, как называют ее арабы. По темно-желтым из-за зимних дождей водам этой реки вниз по течению днем плыли большие серые чайки. Иногда, потревоженные лодкой или катером, они с резкими, полными негодования криками взмывали в небо и, сделав несколько кругов, вновь садились на поверхность реки.

На правой стороне реки находятся аэродром и железнодорожная станция. Сейчас это военный аэродром, а раньше он был центральным аэродромом иракской столицы и использовался гражданской авиацией. Воздух взрывался от грозного рева реактивных двигателей. После взлета тяжелой пассажирской машины в застывшей тишине еще явственнее были слышны жалобные пересвисты маневровых паровозиков. Самолеты, ревя, уходили в небе, паровозы перекликались друг с другом, потревоженные чайки галдели на реке, уже тысячелетия катившей свои воды к морю. В сумерки на телевизионной башне зажигался красный сигнальный фонарь. Он мигал через равные промежутки времени, и мне казалось, что это глаз злого ифрита, с которым боролись герои сказок ”Тысячи и одной ночи”.

Февральским утром я вышел на свою первую прогулку по городу. Было довольно свежо, чего я совсем не ожидал. Наслышанный о жарком климате Ирака, я не мог представить себе, что зимой в Багдаде следует надевать демисезонное пальто.

По одну сторону от главного входа в гостиницу — широкой двери между двумя голубыми колоннами — расположился торговец почтовыми и поздравительными открытками — высокий араб в пиджаке, надетом на длинную, до пят, темную рубаху (”дишдаша”). Его голова плотно укутана квадратным клетчатым платком. Несколько сот цветных открыток с изображением французских и американских актрис, пухлых младенцев и счастливых целующихся пар раскинуты цветным ковром на двух огромных щитах. Когда наступала ночь, он затаскивал эти щиты куда-то во двор гостиницы, а утром вновь появлялся с ними на прежнем месте. Я видел, как у щита остановился солдат в шерстяных темно-зеленых штанах и куртке, а вот подошла женщина в длинном шелковом покрывале (”аба”), оставляющем открытым только лицо. Солдат купил полуобнаженных актрис, женщина — пухлых розовых младенцев. По другую сторону от входных дверей гостиницы тоже араб торговал домоткаными коврами из козьей шерсти. Дело у него шло гораздо хуже, чем у его соседа, бойко продававшего за гроши отражение чужого счастья.