Восторг - страница 49
Привет, мертвая девочка.
Вдали от четырех или пяти копов, через открытую дверь ванной комнаты виднелось тело: бледные ноги, татуировки на бедрах, одежда, перекрученная на теле, как если бы девушка боролась. Горло перерезано, кровь залила блестящую тряпку, которую она, очевидно, считала футболкой, а также дешевый коврик, на котором она распростерлась.
Девушка была блондинкой… благодаря «L’Oreal»: вся тумбочка была завалена остатками набора для покраски волос, а в мусорном ведре лежали полиэтиленовые перчатки, измазанные в фиолетовой массе. Волосы выпрямлены… при помощи сушилки «Conair» и маленькой расчески, у основания которой были темные пряди, а на кончиках зубьев – светлые.
– Будь ты проклята, Девина, – пробормотал Эд.
– Фотограф уже приехал? – рявкнул устало выглядевший мужчина.
Представители Колдвелловского отделения полиции переглянулись, будто никто не хотел сообщать ему плохие новости.
– Еще нет, детектив де ла Круз, – сказал кто-то.
– Эта женщина меня с ума сводит, – прошептал парень, доставая мобильный и начиная ходить по номеру.
Когда парни в форме выстроились вокруг детектива, будто хотели понаблюдать, как влетит фотографу, Эдриан воспользовался свободным проходом в туалет и зашел внутрь, опускаясь на колени.
Надеясь, что ничего не обнаружит, Эд поднял края пропитанной кровью кофточки.
– Да быть не может…
Под блестяшками бледная кожа живота была изрезана символами, рунами, ничего не значившими для человека, коим она была, или мужчин и женщин, нашедших ее, или семьи, которая будет скорбеть о ней.
Это послание от Девины.
И Эд убедится, что Джим его никогда, никогда не увидит.
Бросив взгляд на кучку копов вокруг детектива, Эд еще раз проверил, что их озабоченность телефонным звонком все еще предоставляет ему уединение. Затем он провел ладонью взад и вперед над помеченной плотью.
К счастью, в клетках кожи еще осталось немного жизненной силы. Но устранение отметин шло медленно.
– …дуй сюда немедленно, – выкрикнул тот детектив, – или я сам сделаю фотографии. У тебя пятнадцать минут, чтобы приехать на место преступления…
Эд нахмурился, концентрируясь, вкладывая все свои силы в эту попытку. Глубина рун местами достигала четверть дюйма, и они были неровными, словно сделаны зазубренным ножом… или, что более вероятно, когтем.
– Давай… давай же… – Он обернулся через плечо. Передышка закончилась, и детектив возвращался.
Убирая руку, Эд вскочил на ноги… и вспомнил, что все еще невидим.
– Кто трогал тело? – выпалил детектив. – Кто прикасался к гребаному телу?
Дерьмо. Футболка была задрана, как раз закрывая грудь. Не там, где была прежде. И кожа неестественно покраснела, учитывая не только этническую принадлежность жертвы, но и то, где она находилась, умирая. Тем не менее, цель достигнута, и это гораздо важнее всех несостыковок, которые возникнут у людей в процессе выяснения происходящего.
В какую гребаную игру Девина играет теперь?
– Эта сучка заплатит, – уходя, прошипел Эдриан.
***
Джима достали люди, пялившиеся на него в холле, но он остался на месте, даже когда опустилась ночь: Матиас все еще торчал в своем номере, а значит, Джиму приходилось то разбираться с авралами, то ждать.
Такова жизнь оперативника: отрезки полнейшего бездействия разделялись вспышками чечетки под названием «жизнь или смерть».
Черт побери, прямо как в старые добрые времена… которые не были добрыми, и не казались такими уж старыми, потому что предыстория Матиаса – не единственное, о чем он думал. С тех самых пор, как новая работа ангелом ворвалась в его жизнь и захватила ее, все случившееся будто было стерто… вот только не в этом дело. Жизненно необходимое отвлечение – как амнезия; но это не значит, что у тебя нет прошлого…
Посмотрев на сводчатый потолок, он нахмурился. Матиас двигался.
Через полторы минуты открылись двери лифта, и мужчина вышел в холл, опираясь на свою трость, солнцезащитные очки на нем, хотя уже стояла ночь. Все вокруг заметили его… опять же, так было всегда, будто могущество Матиаса создавало эффект маяка даже среди тех, кто, к счастью, ничего не знал о нем.
Сделавшись видимым, Джим встал у парня на пути: