Вот роза... - страница 10

стр.

— Настя, — королева уже стояла в дверях, подталкивая Лору внутрь.

— А подружку как? Ну чо, мы завтра придем, да? Две бутылки. Мускат.

Лора молча остановилась, потому что Настя держала ее за халат, не рваться же, выдирая пуговицы. Но зачем ей эти непонятные, деревенские. Если Олежка же. Он сегодня точно хотел заговорить. А получается, завтра ночью нужно выйти и пить мускат с этими, которые матерятся на заборе? Вдруг он узнает?

— Лариса зовут, — сказала за нее Настя, — ладно, тащите завтра свои бутылки. Во сколько придете?

— А вас как? — внезапно спросила Лора из-за плеча королевы.

— Чо? — удивился второй, и успокоился, — а-а-а, меня Костя, Костя Забуга, а это — Петька Пачик. Чего?

Дернулся и пропал с забора, сдавленно выругался снизу, уже невидимый.

— Так спросила ж, — возмущенно отбивался от каких-то быстрых слов Петьки, который Пачик, — откуда я знал. Та ладно тебе.

— Пшел вон, — рявкнул Петька, повернулся к девочкам, — та не уходите. А курить есть? Может, покурим, то-се. За знакомство.

— Мы не курим, — отрывисто сказала Настя, и наконец, толкнула Лору внутрь, — бай-бай, мальчики.

Входя в спальню, где, уже настоявшись на тишине и лунном свете, царила сонная тишина, полная невидимых звуков — дыхания, поскуливания и быстрых бессмысленных шепотов, Лора, тоже шепотом, спросила:

— Так ты курить не пойдешь?

— А, на фиг, — беззаботно отозвалась Настя, — я спать.


Лора осторожно села на постель. Легла, стараясь не скрипеть пружинами. Под закрытыми веками поплыли, качаясь и кивая, кусты, усыпанные яркими нежными розами, взгляд Олежки, такой синий, и его растрепанная на широком лбу светло-рыжая челка, витринки, под которыми почему-то сигареты и бутылки с этикетками «Мускат», «Бормотуха», черные говорящие головы на смутно-белом заборе. И настино решительное лицо, поблескивающее от крема, руки, мерно встряхивающие одеяло.

Жалко, что нельзя помечтать про Олежку, как привыкла дома. Укладываясь, и как сейчас, натягивая до подбородка простыню, а ногу наоборот, высовывая и кладя поверх белого, придумать, как они вместе, ну, к примеру, собирают розу, и Олежка отдает Лоре свою полную сумку, чтоб у нее быстрее наставились галочки в бригадирской тетради. Потом берет за руку, уводит далеко, где дрожат листьями тонкие акации в лесополоске, цветут, свешивая белые грозди и их запах мешается с ароматом роз. И вот уже Лора самый знаменитый парфюмер, у нее свои духи в прелестном хрустальном флаконе и вечернее платье с голой спиной, она стоит, смеется, на голове прическа, с живыми розами, и вокруг фотографы, и все хлопают, а рядом Олежка, потому что он тоже… тоже, ну…

Она не успела придумать, кто же он там, заснула, а еще знала, тут нельзя мечтать, как дома, потому что в спальне, полной девчонок, ее мечты будто сказаны вслух. А в них ведь не только она. Вдруг Олежка обидится.

* * *

А в среду все же были танцы. После полдника, на который девочки сходили в столовку, и съели там по куску творожной запеканки, запивая ее густым, очень вкусным киселем, Галина вытурила мальчишек и повела их, орущих, в детсад, Наденька махнула рукой, чтоб не вставали и слушали.

— В семь часов, — оглядела проницательным взглядом подопечных, — в клубе, вернее, на летней эстраде, ваши танцульки.

Переждала визги и радостные вопли.

— Никаких помад, никаких накрашенных глаз, ты слышишь, Светлана Птичкина?

— Я что, крайняя, — пробубнила широкая длиннорукая Птичкина, у которой папа ходил в рейсы, и потому пузатая косметичка лопалась от начатых и забракованных мамой помадных карандашиков, коробочек с тенями, кругляшей пудрениц и цветных цилиндриков туши с иноземными надписями. За цветное богатство Свету Птичкину ценили подружки, и даже Настя в школе выбирала ее «ходить на переменах» — тесно прижавшись и держа друг друга под локотки, медленно прогуливаться мимо зеркал и стендов, шепчась о всяких секретиках. А Света дарила Насте то длинную палочку туши, то наборчик почти целых теней с блесточками.

— Мы с Галиной Максимовной лично, слышите, лично проследим, с кем вы там пляшете, и кто куда соберется удрать. Родители вас под нашу ответственность. Нам. Так что, никаких мини-юбок, и никаких там завивок и помад. Что, Шепелева?