Вовка-центровой - 2 - страница 15
Доехали на метро до Площади Революции и спросили дорогу. Про школу народ насупливался, а когда монастырь упомянули, сразу прояснило.
– Иоанно-Предтеченский монастырь, так вам ребята так-то и так-то.
– Спасибо бабуля.
– Да какая я вам бабуля я коммунистка с дореволюционным стажем.
– Спасибо, товарищ коммунистка.
– То-то же. Да, вы там живёте что ли?
– Да, вот поселили сегодня, – Вовка умилялся старушке. Таких больше не делают.
– Миронычу привет.
– Мироныч это кто?
– Комендант. Тимофей Миронович. Вместе воевали.
– Воевали?
– Ох, ти, невежливый ты сынок, женщине о возрасте нельзя напоминать. Я профессор медицины, всю войну на передовой, полевыми госпиталями руководила, потом поездом санитарным. А Тимофей Миронович у нас политруком был в полку. Граната в окоп залетела, он её выбросить хотел и выбросил почти, только она ему на прощанье руку оторвала. Зато всех нас с девчонками спас.
– А вас как звать? – Вовка по другому себе хирургов в полевых госпиталях представлял, да и особистов тоже.
– Александра Ивановна. Привет передавайте.
Распрощались. Пошли указанной дорогой. И наткнулись на коммерческий магазин. Ну, мяса, брать не стали. А вот две булки хлеба, белого и чёрного. Печенья, пачку чаю и примус с чайником купили. Триста рублей с хвостиком. Вовремя насильник появился.
Глава 5
Без расчёту, без лишнего риску,Предвкушая судьбу её вдовью,Полюбил я швею-мотористкуЗамечательной зрелой любовью.Я дарил ей цветы и ириски,Песни пел, изрекал изреченьяИ в объятьях швеи-мотористкиИздавал небольшое свеченье.
Вечер прошёл в хлопотах. Получили у коменданта Тимофея Мироновича матрас с подушкой ватной, одеяло серое солдатское, при этом в разных кладовках, хоть обе были полупустые. Вовка, понятно, полез выяснять причину.
– Так моль и клопы.
– Клопы? – блин, мама роди меня обратно. Вовка тяжко вздохнул.
– Ты мадонну из себя не строй, – нахмурился бывший политрук, – Что клопов не видел? Только у нас нет почти. Матрасы с подушками прожариваем. Одеяла тоже, только потом одеяла дустом пересыпаем. И храним отдельно. Моли развелось. Второй год борюсь.
– Тимофей Миронович, мы вашу однополчанку сейчас видели – Александру Ивановну. Профессора. Она вам привет передавала, – влез Третьяков, не вовремя. Туз ведь замечательный в рукаве, чтобы задобрить сердитого коменданта.
А, нет. Оказалось как раз вовремя.
– Александру? Блин горелый, давно не видел. Зайти надо. Обязательно. Вот завтра и соберусь. Она мне ведь жизнь спасла.
– А она говорит, что вы ей и медсёстрам. Геройский поступок совершили. – Молодец Третьяков.
– Ну, сначала я им, потом они мне. Кровью истекал в окопе под обстрелом. Так она мне операцию на дне окопа сделала. Лохмотья, что от руки остались, отрезала и зашила. А девчонки санитарки над нами плащ-палатку держали. Обстрел ведь. Земля летит, да и осколки. Немец из пулемёта лупит. Одну пигалицу тогда тоже ранило, так другая на её место встала. Ну, я не видел, без сознания был, Александра потом рассказала, – глаза коменданта заблестели, он отвернулся и левой рукой пошаркал по лицу.
– А вы в каком звании были, Тимофей Миронович? – продолжил расспросы Третьяков.
– В звании? – вернулся из воспоминаний комендант, – старший батальонный комиссар. Подполковник, если по шпалам считать. Если б руки не лишился, то к концу войны и до генерала бы дослужился. Дивизионным комиссаром бы стал. Тьфу. В конце сорок второго ведь отменили комиссаров. Упразднили. Политруками стали. У нас заместителем начальника политуправления Северо-Кавказского фронта был бригадный комиссар Леонид Брежнев. Слышали. Сейчас Днепрогэс восстанавливает. Статью в «Правде» недавно видел. За успехи в возрождении металлургического завода «Запорожсталь» и восстановлении Днепрогэса Брежнев награждён орденом Ленина. А я так вот с конца сорок второго и мыкаюсь, куда приткнут. Спасибо генералу Аполлонову сюда вот пристроил. Хороший человек, – опять рукавом утёрся.
– Да, Аркадий Николаевич и нам вот помогает, – ввернул Фомин.
– Так, парни, а бросьте-ка вы одеяла эти на место. Тут вчера новые привезли. Потолще этих будут и нафталином ещё не пропахли. Выдам вам. Пошли, они у меня пока в комнате. Ещё не оприходовал. Простыл. Только вчера на ноги встал. Испанка, будь она не ладна.