Война глазами участника Парада Победы. От Крыма до Восточной Пруссии. 1941–1945 - страница 15

стр.

Я остался с механиком «девятки». Примерно через полчаса мы её закатили обратно в капонир и замаскировали.

Вот и наши герои. Все говорили сразу. Вылет был удачным: фрицев застали за обедом в плавнях. Вася пуганул их из пулемёта ВТ, пускай, мол, посмотрят, какие гильзы у русских пулемётов.

Подвесили вновь бомбы. Взрыватели вворачивали при свете переносок. Неожиданно наступила тёмная, звёздная крымская ночь. Немцы бомбили Евпаторию. Наши ДБ летали на Яссы и Плоешти. В чистой, изнутри обшитой досками землянке в ту ночь я уснул мгновенно».

На следующий день было совершено три вылета всей группой самолётов. И опять все экипажи вернулись без потерь, хотя на обратном маршруте были встречи с немецкими истребителями. В последующие дни немецкие истребители плотно прикрывали наземные цели и передвижение войск, что не позволяло эффективно наносить бомбовые удары, экипажи начали нести потери. В полку стали практиковаться одиночные вылеты самолётов или только вылет звеном.

Примерно через неделю после начала наших успешных вылетов немцы собрали группу асов, летающих на скоростных самолётах «Хейнкель-113» и модернизированных «Мессершмитт-109». Наши потери резко возросли. Командир полка майор Помазанов стал не в меру раздражительным, нервозным и недоверчивым к своим боевым товарищам. Командирские требования и замечания сыпались как из рога изобилия. Возможно, его такое состояние объяснялось боевыми потерями, плохой организацией полётов или прежними переживаниями, которые он не забыл со времён полётов в составе Народно-освободительной армии Китая в 1939 году.

Для личного состава, особенно для лётного, такое поведение было невыносимо. Я не знаю, как проходил разбор полётов с лётчиками, а с техническим составом – примерно так:

– Китайцы! Трижды китайцы!

Потом шёл беспорядочный набор отборных матерных слов, выражающих духовное состояние, боевой настрой и ненависть командира к нам, стоящим перед ним в одной шеренге. После паузы, во время которой мы ещё не успели осмыслить наши грехи и всё сказанное, он продолжал:

– Сбит сержант Анохин, лейтенант Александров подломал шасси, у меня над целью зависла бомба… Кто в этом виноват, выходи из строя!

Тягостное, длительное молчание. Глубоко посаженные глаза ощупывают каждого.

– Считаю до трёх. Раз… Два… Три…

Тишина и молчание в строю. Каждый далёк от мысли, что он конкретно виноват в перечисленных грехах, но совместная работа накладывает на каждого определённую ответственность, и поэтому слова командира каждому не безразличны. Каждый продолжает смотреть в сторону пыльного заката, совершенно не осознавая, что это, возможно, последний закат в его короткой жизни.

Командир вынимает из кобуры пистолет, ставит его на боевой взвод и несколько писклявым голосом продолжает:

– Если никто не выйдет, буду расстреливать каждого пятого как пособника фашизма и лично Гитлера.

Никто не двигается.

– На первый – пятый рассчитайсь!

Пятые номера отвечают по-разному, но в основном тихо и обречённо.

– Пятые номера, шаг вперёд. Марш! Направо! В балку, шагом марш! Остальные – разойдись!

Ждём, что будет дальше. Из балки раздаются пистолетные выстрелы. Вскоре появляется майор Помазанов и своим обычным, нервным шагом направляется на командный пункт полка, расположенный в палатке. На этом разбор полётов закончился.

«Расстрелянные» возвращаются из балки с неприятным чувством свершившегося и с ожиданием новых событий завтрашнего дня.

В то тяжёлое военное время такой командир, как Помазанов, не имел права так обращаться с подчинёнными, хорошо понимающими, что общий успех в борьбе зависит от сплочённости, дружбы и доверия в коллективе. И чем сложнее боевая техника и труднее боевые задачи, тем эти требования и роль отдельного человека становятся более значимыми.

Майор погиб при загадочных обстоятельствах. Подтверждением этого было то, что флагманский штурман и стрелок-радист не произнесли ни единого слова о гибели командира.

Новым командиром нашей группы стал старший сержант Лёша, командир самолёта с хвостовым номером девять. С этим самолётом и его экипажем меня связывали взаимная фронтовая дружба и общие боевые задачи.