Война на земле Египта - страница 10

встал плечом к плечу с Ахмедом Ораби-пашой[5], защищая честь Египта. Возможны ли более веские доказательства патриотизма? Что же до гибели одного из моих предков во время восстания Ораби, о ней я никому не рассказываю, это моя тайна. И здесь я впервые упоминаю об этом. Не, надо забывать, что я омда. Отец мой говорил: если бы кто-то из нашей семьи погиб на войне, это подрубило бы корни семейного древа и оно полегло бы на землю, а ведь оно существует со времен мамлюков и турок. Нет, я не вправе легкомысленно относиться к его будущему. Сам-то я был бы рад, если б мои сыновья служили в армии. Воинская служба — сама по себе честь. Увы, первую ошибку я допустил, освободив старшего сына. С этого все и началось. Каждый из остальных сравнивал себя с предыдущим, и едва я пытался настаивать, мне возражали: мол, никто из старших в армии не служил. Времена теперь не те, доказывал я, и мы должны к ним приноровляться. Мне хотелось, чтобы младший послужил. Но его мать твердила: нет, она ничем не хуже двух первых жен и у нее такие же права. А что бы я стал делать, скажи она мне: разве мало того, что я терплю тебя с твоим пороком? Ведь она одна знает мою тайну. Вернувшись из больницы, я ночую только у нее, она самая достойная из моих жен. При таких обстоятельствах уход ее сына в армию чреват опасностью — а ну как тайна моя раскроется и станет известной не только домашним, но и всей деревне. Легко представить себе чувства матери, единственное дитя которой ввергают в преисподнюю. Да и сама воинская служба нынче не та, что прежде. Армия и впрямь воюет, происходят сражения, и один Аллах знает, когда все это кончится. Вот почему я должен, обязан действовать. Кто же отдаст своего сына на заклание?! Значит, придется обратиться к маклеру? Есть и другое обстоятельство. Моя младшая жена давно хотела иметь второго ребенка. Почему уж она не понесла во второй раз, не знаю. В деревне такие вещи ведомы только женщинам, мы, мужчины, об этом разговоров не ведем. Но когда меня прооперировали и я сказал ей правду, она долго плакала и сокрушалась, что не успела родить сыну брата и тем избавить его от горького одиночества. Я тогда не принял это всерьез и напомнил, ведь у ее сына куча братьев. Нет, они — не родные, возразила жена. Вот я и угодил в заколдованный круг, поняв: что бы ни случилось, мой младший сын должен оставаться при мне. Решив прибегнуть к услугам маклера, я успокоился, ощутив под ногами твердую почву. Дам ему, сколько потребует, не пожалею никаких денег. Закон наших дней известен: если у тебя всего один пиастр, значит, тебе и цена пиастр. А у меня, слава Аллаху, миллионы пиастров. И раз уж пиастр стал кумиром, мне бояться нечего. Скоро у нас людям будут делать хирургические операции — удалять сердца, а на их место вставлять золотые монеты достоинством в один фунт. И тогда по кровеносным сосудам вместо красных и белых кровяных телец побегут золотые пиастры. Вот когда возвратятся к нам почет и уважение, и мы снова станем владыками Египта.

Я поднялся с места, вошел в дом. Младший сын все еще спал. Меня разобрало зло: вечно он дрыхнет до полуденной молитвы! Самое лучшее для него, — подумал я, — было бы отправиться на фронт. Но что поделать, обстоятельства сильнее нас! Я велел жене приготовить мне костюм для поездки. В деревне я, как и все, ношу галабею, правда, из хорошей заграничной ткани, но, собравшись куда-нибудь, надеваю костюм и самые модные темные очки. Побрызгаю на себя одеколоном и становлюсь франтом не хуже любого эфенди, занимающего высокий пост. Жене я сказал, что еду в маркяз. Ни один человек в доме, кроме младшей жены, не смеет задавать мне вопросы о том, куда и зачем я еду. Ей же я предоставил такую привилегию. Жена не спросила о цели поездки. Я хотел было все открыть ей, желая предстать перед нею человеком влиятельным, способным творить чудеса, но побоялся, как бы слова мои не разошлись чересчур далеко, обрастая при этом всякими домыслами и комментариями. Тайна, учил меня отец, если о ней знают более двух человек, перестает быть тайной. А мы, именитые люди, на виду, нам все завидуют. Поэтому нужна осторожность. Конечно, рано или поздно все узнают о том, что я сделал, и это лишь придаст мне веса и уважения в глазах людей.