Война начиналась в Испании - страница 15
уже шевелится зародыш — будущее шевелится.
Грохот динамита, твой горизонт распорот,
но слышно: уже ты рождаешь, рождаешь сына победе,
схватками родовыми охвачена ты, столица!
* * *
Дворцы, библиотеки! Листы фолиантов рваных!
Их уже не вмещают лугов зеленых просторы;
на этих выцветших плюшах,
на выпотрошенных диванах
один лишь ветер дремлет,
здесь только ветер — сторож;
семейных портретов странных
груды лежат перед нами,
на этих семейных портретах — деды, отцы и дяди,
увешаны, как побрякушками, военными орденами,
лежат, в глаза нам глядя,
в грязи, в осколках стеклянных.
На этих примятых лицах тупое выраженье:
такое бывает часто
у тех, чье призванье с рожденья —
казнить бедняков безымянных.
Эти портреты, книги, слепое неистовство это
тихой мирной печали освободили меня —
это зари твоей сгустки,
кровавые сгустки рассвета.
Хочу помочь твоим родам — явленью нового дня.
1937
Крестьяне
Пер. Б. Пастернак
Они идут, сверкая смуглой кожей,
которой, верно, не берет топор.
С кремневой искрой их усмешка схожа,
а скрытность глубже, чем кедровый бор.
Козлом несет от вымокших шинелей,
в мешках картошка, и на ней песок,
и багажа походного тяжеле
лепешки на подошвах их сапог
Все те ж они на мостовых столицы,
что на полях в страду у шалашей.
Им кажется, как семенной пшеницы,
их ждут в глубоких бороздах траншей.
Никто не отдает себе отчета,
куда спешит, а подоспевши вблизь,
находит ток, где до седьмого пота
молотят смерть, чтоб заработать жизнь.
1937
«Шагать, не дорогами, не полями…»
Пер. М. Ваксмахер
Шагать,
не дорогами, не полями.
Нет, бесконечными мерить шагами
лестницы и переходы метро.
Реклама вокруг мелькает пестро.
На каждой платформе, на каждой стене —
ДЮБО ДЮБОН ДЮБОННЭ.
По буквам скачешь усталым взглядом,
а тут еще шпик оказался рядом,
вот привязался, сойти с ума! —
ну как при нем раскроешь «Юма»!
— Bonjour, madame![22]
Рынок.
Мадрид сражался и побеждал,
Мадрид держался и голодал,
на корке хлеба, на горстке муки
держались наши штыки.
И побеждали свободы солдаты,
и сыпались градом с неба гранаты,
рвались снаряды, ухали мины,
Мадрид сражался за счастье мира.
(Мадрид мечтал
о всеобщем счастье,
а подлый враг
его рвал на части.)
1940
Пабло Неруде, после всего пережитого
Пер. С. Гончаренко
Сначала были море и весна,
покой и мир гвоздики и сирени,
и в этом мире умиротворенья
была душа к добру устремлена.
Потом настали злые времена
стальной гвоздики, и в кровавой пене
вскипело море. На ожесточенье
сердца и души обрекла война.
Когда гвоздики проросли клинками,
и океаны иссушило пламя,
и сердце тяжелело, как свинец,
ты был в огне цветком благоуханным,
и самым необъятным океаном,
и самым раскаленным из сердец.
1951
Илье Эренбургу в Буэнос-Айресе
Пер. С. Гончаренко
Увидеться нам — это значит
опять нас увидеть вдвоем
в Мадриде, горячем от зноя,
в Мадриде, горящем от боя…
Быль перерастает в былое,
но не порастает быльем.
Увидеть тебя — это значит
опять нам изведать с тобой
всю ту незабытую радость
и ту незабвенную боль.
Пришел — и уже «до свиданья».
Но разве прервется свиданье,
когда ты уйдешь? Потому
увидеться нам — это значит
опять нас увидеть вдвоем
в Мадриде, горящем от боя…
Быль перерастает в былое,
но не порастает быльем.
1953
Смертельно ненавижу
Пер. А. Садиков
Им — смрадные тифозные болота,
им — топкие зловонные трясины,
им — ржавые чахоточные лужи,
и им — морские хищные глубины.
Никто им не поможет.
Ребенка тронут — обернется тигром,
а женщину — увидят пасть гиены;
в дороге злая, пыль забьет им ноздри,
зной опалит их пламенем геенны.
Никто их не оплачет.
Кругом шипы, колючки, когти, зубы;
так ощути, наемник чужеземный,
свирепый взгляд Испании строптивой,
и шкуру жесткую, и нрав неподъяремный.
Никто их не схоронит.
Умрите здесь, отродье негодяев,
ублюдки хищников и земноводных,
вдали от рек Италии печальных
и от германских пустошей холодных.
Никто о них не вспомнит.
1938
Хулиану Гримау, расстрелянному сегодня в Испании по обвинению в «военном мятеже» 1936 года