Война - страница 17

У планеты, спрятанной в гиперпространстве, – застрявшей на пути от одной складки вселенной к другой – не было естественного источника освещения. Еретики древности, сожженные за веру в то, что их планета, видите ли, вращается вокруг звезды, отреклись бы теперь от своих заблуждений. Ибо с высоты авиамагистрали было очевидно: бледное светило исправно наворачивает круги над Браной.

Разглядывая город-шапито, Эйден заметил странность: в небе, безупречно ясном, не кружили птицы. Он присмотрелся внимательнее. В парках – ни деревца, на аллеях – ни одной клумбы. Никто из людей, в большинстве своем бледных и светловолосых из-за псевдосолнца, не играл с питомцем. Редкие белые кошки сновали по дворам.

Карфлайт покинул город и мчался теперь над внезапно раскинувшимся лесом, полным кривоватых стволов с мелкими листьями. Меж больных деревьев вяло бродил кто-то парнокопытный, доедая мелкого и менее удачливого зверя. Да, слишком сухой климат здесь не располагал к буйной растительности. Но в других полупустынных мирах, где бывал император, скудная зелень подталкивала жителей создавать в городах настоящие оазисы, разбивать пышные сады с искусственным орошением. «Отчего-то на Бране живая природа не в чести», – без особого интереса отметил пленник. – «Лес в изгнании, цветы на выселках, животные в ссылке…» Пасмурные метафоры Эйдена прервал охранник:

– Капитан Фярек, – обратился он к начальнику, – мы прибыли к месту назначения. Прикажете готовить заключенного?

– Насколько возможно подготовить к смерти, – осклабился тот, выискивая ответный холодный взгляд. Всю дорогу он внутренне готовил себя к противостоянию зеленой диафрагме, но в этот раз милорд не удостоил его вниманием.

Карфлайт заходил на посадку перед ярко-синим шаром Дворца судебных заседаний.

В тишине лабиринта коридоров гулко раздавались торопливые шаги. Металлические набойки предательски оглашали всем и вся, что обладатели дорогих туфель опаздывают.

– Это ж надо так, а, Самин, заблудились! – сокрушался паренек лет шестнадцати, светловолосый и долговязый. – Отец за опоздание убьет!

Юноша был одет в синюю парадную форму кадетов лётных войск Браны – красивый функциональный комбинезон. На широком кожаном поясе его портупеи висели ножны с длинным широким кинжалом – дань военной традиции, которую отдавали по особо важным случаям. Дань эта неудобно болталась, на поворотах больно ударялась о бедро и мешала ходить. Сегодня Орис справедливо полагал себя нелепым. Обычно ведь, подогнанная точно по фигуре, на бывалых капитанах такая форма смотрелась великолепно. На стройных, гибких телах старшекурсников – дерзко и сексуально. А впервые напяленная на худосочного Ориса – мешковато, потому как сразу выдавала его неуклюжую подростковую угловатость. «Зато эти комбинезоны сразу показывают, каков ты есть», – констатировала Самина, как только вернулась из больницы и застала брата за одеванием.

– Мы вовремя, не психуй… Какой же из тебя советник, если ты трусишь, как школьник, – нервно одергивая на себе длинное синее платье, которое шелково струилось от шеи до самых пят, сестра приводила дыхание в порядок. Нельзя являться пред очи глав правящих домов в растрепанных чувствах.

Самина наощупь проверила целостность прически из волос цвета июльского неба (церемониальные косы слуги плели втроем!) и толкнула дверь, которая, по ее мнению, вела в зал. Дверь не поддалась. Под аккомпанемент зазвучавшего где-то рядом гимна закралась мысль, что отец и впрямь будет недоволен.

– Самина, быстрее, сюда! – раздался позади голос брата, которому повезло больше.

Сестра на цыпочках скользнула за ним в приоткрытую щель и оказалась в нижней ложе зала суда.

– Ну, ты даешь. Видела хоть табличку, куда рвалась? – хохотнул ей в ухо Орис. – В пыточную камеру!

– Присматривала для тебя новое жилье. Осточертели твои шмотки у меня дома.

Удовлетворенная порцией яда, она вышла к парапету, чтобы оттуда лучше рассмотреть зал.

Над их головами раскинулся громадный ячеистый купол из прозрачного неопластика. Судьба пленного императора решалась наивысшим судом Альянса, поэтому советники тем вечером собрались под самой крышей. Зал делился на три яруса. Самый нижний занимала круглая площадка для публичных экзекуций. Это была арена жизни и смерти, которая превращала казнь или помилование в остросюжетное развлечение. Казни на Бране были делом обычным, даже будничным, и кое-кто из председателей решил, что грех этим не воспользоваться, и выдумал превратить их в экстремальное шоу. Естественно, оно транслировалось в прямом эфире по всей планете. Букмекеры принимали ставки, долго ли продержится тот или иной бедняга, заключались пари на того, кто выступит палачом и какое будет оружие. Против осужденных выходили настолько превосходящие их по силе противники, что вопрос об исходе даже не ставился. Правда, согласно правилам, если какой доходяга и убил бы своего палача (хоть доселе прецедентов и не случалось), его бы непременно помиловали.