Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера - страница 79

Офицер охотно согласился. Мы вышли на широкую дорогу, идущую через замерзшее болото к передовым позициям, и сразу попали в большой встречный поток порожних подвод, ехавших за новыми грузами. Обгоняя друг друга, ездовые спешили поскорее выскочить за Волхов, так как по площади плацдарма немцы били из всех видов оружия и регулярно бомбили его по несколько раз в день. Все обширное болото было перепахано снарядами и авиабомбами, дорога виляла между воронками, кое-где попадались маленькие рощицы редких чахлых елочек, но и они являлись некоторым укрытием от воздушных пиратов. Укрываясь в одной из таких рощиц от налета, мы неожиданно встретили еле-еле бредущего раненого солдата. Высокий, стройный, аккуратно одетый, с гордо поднятой головой он шел как слепой, от чрезмерной потери крови и сил его уже бросало из стороны в сторону. Ухватившись за елку руками, он вдруг остановился и с дрожью в голосе обратился в пространство:

— Братцы! Помогите добраться до ближайшего медпункта, я умираю.

Лица у него не было, оно все было изорвано и обмерзло кровавой маской, сосульки из крови покрывали всю грудь, полы шинели.

— Вы что-нибудь видите? — спросил я, когда мы поспешили ему на помощь.

— Немножко левым глазом, а правый совсем заплыл, — спокойно ответил солдат.

Порожние подводы на рысях пробегали мимо, ни одна не остановилась, чтобы помочь раненому.

— Место уж больно опасное. Видите, как бешено бьют немцы, — ответил нам ездовой, когда мы остановили его, чтобы уложить раненого на сани.

Действительно, интенсивность обстрела все возрастала, над нашими головы со страшным визгом проносились снаряды и рвались тут же, неподалеку, сотрясая землю и воздух; укрываясь от них, то и дело приходилось нырять в свежие воронки — но нельзя же этим оправдывать бездушие!

Отправив раненого, мы двинулись дальше. По дороге лейтенант рассказал, что окончил курсы «Выстрел» и теперь с назначением командира роты идет в полк, который он мне назвал. По разговору я понял, что по национальности он не русский, откуда-то с севера, коми-зырянин или чуваш. Мы прошли километра три-четыре, но знакомых я пока никого не встретил. Из расспросов встречных мы узнали, что на этом участке бой ведет 66-я дивизия, а слева от нее работает 3-я Гвардейская, следовательно, нам необходимо податься вправо. Свернув, мы пошли по направлению к большому лесу, темной стеной подступавшему к болоту, и здесь нашли наконец свою дивизию. Таежный лес был до предела забит транспортом, складами и солдатами, которые быстро растаскивали по блиндажам и землянкам сухой валежник, бурелом, здесь этого добра было немало. Но искомого полка здесь не оказалось, он был все еще где-то впереди.

«Вот так закурили...»

Только к концу дня мы добрались до КП полка, и уже ночью связные отвели нас в 1-й стрелковый батальон, где меня встретили как старого знакомого. Александрова после короткого знакомства отвели в роту, куда он был назначен, а я остался на КП батальона. Командир батальона Гайворонский, теперь уже капитан, все еще командовал своим батальоном, а вот комиссар был у него другой — мой довоенный друг, политрук Магзумов.

Молодой, энергичный и умный человек, Магзумов обладал поистине чудесным, мягким и каким-то объемным человеческим характером. Его нельзя было увидеть злым, сердитым или даже хмурым — никогда! Его лицо всегда сияло еле заметной и, кажется, свойственной лишь ему одному радостью, улыбкой. Преданнейший коммунист, неподдельный патриот, он до конца отдавал все свои силы, знания, способности делу, на которое его поставила партия. Казах по национальности, он любил русский язык и очень хорошо владел им, и лишь иногда можно было уловить легкий акцент.

Незадолго до начала войны Магзумов демобилизовался из рядов Красной Армии в звании помкомвзвода и стал пропагандистом, работали мы в одном отделе, и я, как старший по возрасту и по службе, всегда ему помогал, стараясь воспитать в нем сознательное отношение к делу, вдумчивость, критический анализ явлений жизни. Глядя теперь на возмужавшего, стройного, подтянутого офицера Красной Армии, я душевно радовался за своего брата-казаха Таласа Магзумова.