Война от звонка до звонка. Записки окопного офицера - страница 90
майора Матвеева.
— Что же вы медлите! — еще не добежав, закричал Матвеев. — Скорей к дрезине, вас ожидает комдив!
Придерживая болтавшуюся на поясе полевую сумку, я что есть силы побежал за Матвеевым.
У дрезины все набросились на меня с упреками, якобы я задержал их почти на полчаса, что меня крайне возмутило, и я дерзко спросил:
— А если бы я вовсе не пришел?
Ответил комиссар дивизии:
— А мы предварительно позвонили в полк, узнали, что ты уже вышел и во сколько, потому знали, что скоро должен здесь появиться. — И, поняв мой вопрос, объяснил: — Ты ведь готовил гарнизон, знаешь всю систему обороны, нужно помочь им, немцы бешено там наступают.
— Кончайте! — крикнул с дрезины генерал. — Поехали!
Я быстро вскочил в дрезину, и мы рывком стронулись с места, удаляясь от КП дивизии.
Километров через сорок пять, сделав большой круг, мы оставили дрезину и пешком направились в деревню Мелехово, возле которой находился дивизионный пункт связи. Генерал с группой офицеров направился к связистам, а мы с майором Матвеевым — к переправе на плацдарм.
Гибель артдивизиона
Над полем боя высоко в небе по-прежнему кружилась «рама», теперь она уже не фотографировала местность, а корректировала огонь многочисленных вражеских батарей. Гром канонады продолжался с неослабевающей силой, хотя времени было более четырнадцати часов, и солнце смотрело к закату. Артиллерия противника била слаженно несколькими полками, накрывая массированным огнем большие площади. Бомбардировщики противника над плацдармом больше не появлялись, полагая, что свое дело сделали отлично. Наблюдая и взвешивая все происходящее на плацдарме, я думал, что едва ли мы найдем на нем что-либо живое.
Не доходя до берега с полкилометра, мы увидели картину полного разгрома нашего артиллерийского дивизиона, неосмотрительно растянувшего свои огневые позиции по дороге вдоль берега. Следы недавнего массированного артиллерийского налета были еще свежи, дымились воронки, в результате прямых попаданий некоторые орудия были перевернуты и изуродованы, ящики со снарядами разбросаны, снаряды рассыпаны, видны были и места взрывов снарядов от детонации. Мы увидели несколько трупов бойцов орудийных расчетов и лошадей, возле 76-мм орудия лежал труп убитого офицера. Живых артиллеристов здесь уже не было, они куда-то укрылись, забрав с собой раненых.
Мы были в середине порушенного дивизиона, когда издали нас кто-то окликнул. Оглянувшись, увидели в соседней роще офицера, взмахом руки он подзывал нас к себе. Это оказался комиссар дивизиона политрук Бражников, он и рассказал нам, что здесь произошло. Дивизион целый день вел ответный антибатарейный и отсечный огонь, вывел из строя не одну батарею противника и даже вынудил на некоторое время замолчать всю вражескую артиллерию. Но «рама» точно засекла их и скорректировала огонь пришедших в себя немецких батарей.
— Всего минут двадцать тому назад немцы ударили по нашему дивизиону одновременно из ста тридцати орудий, — докладывал нам комиссар. — Убили несколько человек и многих ранили. Уже четыре санитарных двуколки отправили с ранеными, и вот еще сколько осталось... — Он вдруг прервался и спросил: — А вы не на переправу ли идете? — И после нашего утвердительного ответа, покачав головой, твердо сказал: — Не переедете! Как раз сейчас немцы усилили огонь именно по переправе.
— Может, нам повернуть обратно? — пошутил Матвеев.
— Говорю это не для того, чтобы запугать вас, — возразил Бражников, — считаю, что переждать интенсивность огня целесообразно, иначе не выполните своей задачи.
— Это, может, и верно, — заметил Матвеев, — но ситуация там тревожная, придется идти.
Простившись с комиссаром, мы поспешили к берегу.
Река блестела на солнце, как зеркало. Спокойное, но мощное течение огромной толщей двигалось между двух берегов, как живая ртуть по желобу. Ни один из берегов не подавал признаков жизни. Все на них было издолблено минами, снарядами и авиабомбами. Большие и мелкие деревья лежали по всему берегу, срубленные снарядами, вывернутые с корнем авиабомбами, а устоявшие на корню плакали кровавыми ранами. Из каждой раны текли слезы: бесцветные, розовые, фиолетовые — вытекая из пробоин в деревьях, сок падал крупными каплями на землю, словно кровь из груди раненого. Но, истекая кровью, лес стоял все такой же могучий и гордый, он не падал духом и не сгибался перед врагом. Так же ли стойко и мужественно сопротивляются врагу защитники плацдарма?