Война после войны - страница 58

союзниками-попутчиками. «Нефедеральными» в том числе… Погиб казак. Одни рассказывали — подорвался на мине, другие — сам себя подорвал. Вроде как попал в окружение. А действовал в последнее время с такими же, как он, двумя-тремя «профедеральными» одиночками. Когда узнали о его смерти, нашли бумажку с именем — типа визитки. И прочли: Валерий Павлович Луспекаев. И телефон, начинающийся с кода 812. Налили. За державу обидно.

Был ещё Серёга Виноградов — почти сорокалетний контрабас. Простой, как «Прима», но балагур — то ли от Бога, то ли от чёрта, то ли от того и другого сразу. О чём только он не травил! И сам Брежнев его на руках нянчил, и хоккеист Старшинов — его дядя, и у Гагарина в гостях бывал. Пацаны смеялись, подначивали, просили подробностей: правда, что этот (называли спортивную или иную знаменитость) пил, как лошадь? а что пил? Попутно выясняли, кто с чьими женами как себя вёл. Тут Серёга, когда был под хмельком, так живописал, что и порнухи не надо. Но чаще стеснялся… Думали — фантазии не хватает. Но потом опять садились вокруг печки и снова расспрашивали: «И чего — Гагарин?.. А она — чего?..» И опять балдели: во — даёт! Закончился у Серёги контракт. Уехал. Через месяц прислал мужикам ксерокопии нескольких фотографий:

и вправду он какой-то родственник хоккеиста Старшинова. Потому и крутился ещё малолеткой вокруг культовой по тому времени хоккейной сборной. Отсюда и Брежнев с Гагариным.

Много баек о бабах. От их дефицита. Что ни говори, а солдат, особенно контрактник, завсегда об ей думает. Да и среди господ-офицеров целибат не замечен. Так что все поголовно «сублимируют» в байки. Самое «безобидное» — это когда громко завидуют тем, кто служит в больших гарнизонах. Туда приезжают артисточки и вообще «тёлки» ходят необъезженными табунами. Уверяли, что некоторые специально сооружали для актрис-певичек высокие подмостки, чтобы наслаждаться не только музыкой. Только никакие конкретные гарнизоны при этом не назывались. А гарнизонные «мадонны» — тема мутная. Тут диапазон — от и до. Большинство всё же посередине. Не жить же в одиночку, но и домой дурную репутацию везти зазорно. Молва распространяется с «профессиональной» оперативностью: большинство женщин — телеграфистки. Как правило, одиночки. А медички? Часто приезжают сплочёнными женско-мужскими «коллективами»: посторонним вход воспрещён. Подсел выздоравливающий к дежурной сестричке, юной и нежной: «Хочется?» Покраснела: «Очень». А сама на руки ему смотрит. Ё-моё, так это она о кетчупе — в холодильник нёс. Поставил перед ней бутылочку и пошёл бедолага спать.

То там, то здесь оказываются на блокпостах «обалденные» залётные журналистки или «ищущие мужского плеча душевные» дамы. Остаются ночевать после универсального средства от простуды. Много ли, мало их на самом деле, но насчет журналисток, точнее, одной — история такая. Её, кстати, небезызвестную, искали недели две: родная редакция спохватилась. Дошло до самого верха — выше не бывает: «вы что!?», «похищен журналист, а командование и ухом не ведёт!»… Её нашёл замкомандующего группировкой. Случайно. Пьяная, одеться сама не может. Да и из одежды на ней — чуть ли не одна аккредитационная карточка, оформленная правильно и непросроченная. У прапора, начальника блокпоста, спрашивают, почему она здесь. «А куда её девать? Она с утра уходит “за живым материалом”, потом возвращается — датая». — «А почему не доложили?» Молчит. Найденная «фея пера» — девица, судя по публикациям, вполне патриотичная. И по судьбе — несчастная, откровенна, как первоклассница у врача. Но «тему» она задала хлопотную. Оставлять её на блокпосту нельзя, а забирать — вроде как «злоупотребляешь служебным положением». Решение пришло само. Прямо с поста звонит замкомандующего в Ханкалу: нашлась, мол, такая;

доложите тому, тому и ещё этому. Значит, увозит её «официально». Приехали в Ханкалу. Вечер. Вертолёты — только завтра. Куда её девать? Пошёл замкомандующего по женским контейнерам — устраивать гостью на ночлег: подчинённых подставлять неудобно. Женщины ухмыляются: где взял, туда и отдай. Нашёлся-таки пустой контейнер. Попрощались. Через полчаса она заявляется — в том виде, в котором ложатся спать, просит