Война после войны - страница 61
Чтобы не простудилась…» И снова в плач: «Как они, изверги, могли! Бля буду, найду гада — этими руками задушу». Такой вот праздник получился. Защитников Отечества. Нашёл — не нашёл прапорщик гада, история умалчивает. Но вскоре отправили прапора домой. От греха подальше.
Война — она и есть «бугорок». На ровной поверхности бытия…
Шахиды — от политики… или от отчаяния?
Принесение себя в жертву во имя других (так полагает смертник) существовало всегда. В нашем случае, сразу оговоримся, речь идет не о матери, ценой собственной жизни спасающей ребенка. Вне темы и самоубийство на почве неразделенной любви. Сюжет, облагороженный Шекспиром, находится все же в поле исследования психиатров. Идейное же самопожертвование в любой культуре считается актом отчаяния. Отсюда и соответствующее отношение к смертнику-самоубийце: это тот, кто на своем роду-племени поставил клеймо: «с ситуацией не совладал». А это уже — генетика. В раннем христианстве даже родственники самоубийц обрекали себя на добровольную изоляцию — стыдно.
Другое дело, что взгляд на «отчаянность ситуации» в значительной мере обусловлен культурно-этнической средой. Например, в странах относительно благополучного Запада, где смысл жизни во многом имеет материальное выражение, само попадание в такую ситуацию по меньшей мере не делает чести умеющему считать. Да и нельзя переступать через Божий промысел: родился — терпи. Таким образом, срабатывает предохранительный клапан.
Новый день приходит с Востока
Иное — Восток. Относительная скудость материальной жизни большинства гиперболизирует духовную составляющую бытия. Прежде всего в ее ритуальной, наиболее понятной оболочке. Восточный смертник как будто бы напоминает своим единомышленникам: «терять мне нечего, и ценой своей жизни я доказываю ее смысл». И только потом погибающий в бою становится «шахидом», как на мусульманском Востоке, или — ранее — «камикадзе», как в Японии. Той, что в прошлом тоже не отличалась сытостью своих граждан. До недавнего времени Япония единственная обладала опытом организованной подготовки смертников.
Но вот цифры. В среднестатистическом 2001 г. (будем считать его годом отсчета) СМИ упоминали об 11 камикадзе — всех с Ближнего Востока, с допуском включая сюда «штурманов» 11 сентября. Но за 2002 г. безо всяких допусков одна Палестина дала 26. За первые семь месяцев 2003 г. террористическое самопожертвование совершили 17 палестинцев и 5 чеченок. Налицо тенденция роста, следовательно — «технологизация» подготовки смертников. Не говоря о палестинцах, кандидаты в общеисламские, национальные или прочие шахиды готовятся в Шри-Ланке с ее тамильской проблемой, а также среди «униженных и оскорбленных» пакистанцев и мусульман Индии. Возможно, к ним следует добавить таких же иракцев и алжирцев. Но мы узнаем не о фактах самоубийств, а о достигнутых таким образом политических результатах. Какой процент кандидатов доходит до «финиша», определить трудно. Явно мифологизированный японский опыт 1943–1944 гг. показывает, что при конкурсе камикадзе в 25 кандидатов на место лишь 5 % вылетевших на самолетах-снарядах и смертников-торпедистов достигали цели, о которой с их смертью становилось известно…
Еще одна грань вопроса: в камикадзе набирали не самых умелых летчиков-штурманов и в основном из семей дворян-самураев. Тех, кому при военном поражении все равно бы пришлось держать ответ. И тем не менее еще задолго до окончания войны на Тихом океане японское командование отказалось от использования камикадзе. Затратно и неэффективно. Стоимость одноразового самолета составляла приблизительно 85 % обычного. Можно, казалось бы, ставить точку…
Кто такой шахид?
По исламским канонам шахид — это погибший за веру в открытом бою с неверными. Шахидам, непременно пролившим кровь (желательно в песок), гарантируется райское блаженство как венец многотрудной земной планиды. Гарантируется притом автоматически, т. е. без очереди и «мандатных комиссий», привередливо оценивающих богоугодные деяния правоверного и наоборот. Существует, правда, понятие «истишхад». Это тот, кто готовится стать шахидом и на этом пути совершает нечто, субъективно посвящаемое Аллаху. Но не больше. Важнее, впрочем, другое: мусульманке самоубийство непростительно еще в большей степени, чем христианке: у мужчины на содержании всегда много детей, притом маленьких — куда же им без матери? Ну и мусульманин, оставивший многочисленных чад на попечение своей вдовы, поступает не лучше. И главное, ислам кровную месть не освящает. Есть, правда, другое: родственник настоящего шахида, не становясь таковым, как бы продолжает судьбу погибшего и ставит в ней точку. Такова, в упрощенном изложении, мотивация палестинцев. Но это, как и в случаях с «истишхадом», — жертвенность без райских «гарантий»: Аллах просто не замечает того, что представший пред его ликом — самоубийца. И судит его по всему свершенному до рокового нажатия кнопки.