Война с детьми - страница 4
«Зачем ты мне все это говоришь?»
«Это и твой ребенок…»
«Что?!»
«Я не отрицаю, что дети жестоки и безжалостны, но он еще такой маленький и мне жалко его.»
«Почему же ты раньше не дала мне знать, что у нас есть ребенок?»
«Потому, что хотела воспитать его сама. Но теперь только ты можешь спасти Ивана.»
«Ивана?»
«Да. Уже два дня у нас нет еды. Помоги.»
«Как же быть? Он же ребенок!»
«Виктор!» — произносит жалобным тоном Белли.
«Разве ты не знаешь, как дети поступают со всеми нашими попавшими к ним в плен?»
«Знаю, но он еще так мал, и он твой сын.»
«Что мне с ним делать?»
«Найди ему еды.»
«Но это преступление.»
«Как хочешь», — произносит Белли сухо и встает.
«Не уходи», — восклицает Виктор, но Белли уходит.
Виктор Толстопрядов потрясен свалившейся на него новостью. Он чувствует, что решимость его воевать исчезла. Оказывается у него есть сын. Однако Виктор не знает, как относиться к этому. Мозг его напряженно работает. Виктору Толстопрядову не до сна, хотя все другие в подвале давно уже спят. Виктор думает.
Наконец, так и не придя ни к какому определенному решению, Виктор поднимается с вороха одежды и идет к выходу, чтобы поговорить со стариком, в надежде, что мужчина поймет мужчину. Виктору очень нужен совет.
Старик сидит на стульчике у бойницы и что-то бормочет себе под нос.
«Дед», — спрашивает Виктор, — «у тебя есть дети, внуки?»
«Да.»
«Где они?»
«Кто их знает? Воюют, наверное.»
«А внуки у тебя взрослые?»
«Да.»
«Дед, у меня сын маленький. Мне сказали, где он. От меня зависит его спасти. Слышишь, я хочу его спасти. Что ты молчишь? Я думал, ты будешь возмущаться.»
«Зачем? Поступай, как велит тебе совесть.»
«Тогда мне надо найти еды.»
«На», — говорит старик и протягивает Виктору полбуханки черного хлеба.
«Откуда он у тебя?»
«Это на крайний случай. Бери, тебе нужно.»
Виктор Толстопрядов очень отзывчивый человек. Его легко можно расположить к себе, оказав небольшую услугу. Виктор жмет руку старику и идет в каморку Белли.
Белли сидит в темном углу я тихонько плачет. В полумраке она похожа на живое шевелящееся кресло. Виктор трогает ее за плечо и говорит: «Пойдем, покажешь, где скрывается твоя мать. Я достал хлеб».
Белли продолжает плакать, но уже от радости, и Виктору приходится выносить ее за баррикаду почти на руках. Старик в это время смотрит куда-то в сторону, как будто он не причем.
Виктор Толстопрядов с Белли углубляются в лабиринт разрушенных зданий, освещаемый догорающими и вновь вспыхивающими то здесь, то там пожарами. Дорога приводит их к огромному холму, составленному из каменных блоков — это все, что осталось от девятиэтажного дома.
Виктор и Белли через большую трещину в плите спускаются в подвал, который находится под домом. Там их встречают мать Белли и ребенок. Ребенок хнычет, а мать Белли пускается в длинные, тягучие причитания
Но тучи быстро рассеиваются и им на смену приходит радость от встречи. Мальчику уже два года, и он очень ловко и быстро уплетает хлеб.
Виктору Толстопрядову необычно чувствовать себя отцом. Он натянуто улыбается и не знает куда девать руки. Но Белли с матерью втягивают его в хлопоты вокруг малыша, и скованность проходит. Теперь уже течет плавный разговор, прерываемый полными нежностью восклицаниями.
Проходит какое-то время и семейную идиллию внезапно нарушают безумные крики ворвавшихся в подвал женщин. Дед оказался предателем и выдал Виктора с Белли. За ними следили и теперь они очутились в ловушке. Женщины беснуются и бьются в истерике.
Виктор Толстопрядов — умный человек, он знает, что все диктаторские режимы держатся в основном на истеричных женщинах, зараженных простыми идеями. Виктор понимает, что ничего хорошего от женщин и сейчас ждать не приходится.
И действительно, беснующиеся фурии требуют, чтобы Виктор выбирал: или он задушит ребенка, или он сам будет убит.
Белли трепещет и колышется в руках двух наиболее здоровых теток и пылающим взором смотрит на Виктора. Ее мать, стоя на коленях с Иваном на руках, молит о пощаде самую агрессивную и громогласную женщину в ярко-красном колпаке, предводительствующую среди своих товарок.
Но со всех сторон слышло только одно: «Смерть, смерть!»