Война с продолжением - страница 38

. Ллойд Джордж впоследствии представил французскую уступку как практически односторонний жест доброй воли[226]. Сам Клемансо так оправдывал свой поступок в беседе со своим секретарем Марте: «Ну да, я отдал Мосул, но они забывают, что я использовал это как приманку, чтобы получить Киликию, хотя некоторые из очень хороших наших союзников весьма желали, чтобы мы не получили ее… Поэтому я сказал англичанам: "Что из двух вы хотели бы иметь, Мосул или Киликию?". Они ответили: "Мосул". Я сказал: "Ладно, я дам вам его и возьму Киликию"»[227]. Клемансо понимал, что англичане не пойдут на риск разрыва с Францией, полностью лишив ее приобретений на Востоке. Очевидно, он рассчитывал на беспрепятственное утверждение Франции не только в прибрежных, но и во внутренних районах Сирии, а также в Киликии. Требование включения Мосула во французскую сферу влияния он рассматривал как нереальное.

Существует, однако, и другое объяснение. В июне 1920 года в палате депутатов А. Бриан (в тот момент простой депутат) упрекнул Клемансо в пренебрежении интересами Франции. В ответ один из ближайших сподвижников последнего — А. Тардье — заявил, что у Клемансо не было иного выбора, так как англичане и американцы первоначально выдвигали совершенно неприемлемые для Франции условия решения европейских проблем. В частности, они предлагали немедленное принятие Германии в Лигу Наций, выплату Францией компенсации Германии за всю государственную собственность в Эльзас-Лотарингии, ограничение присутствия французских войск на немецкой территории 18 месяцами, определение суммы репараций по принципу штрафных санкций (менее 40 % реального ущерба Франции), освобождение Германии от уплаты репараций через 30 лет, независимо от объема выплаченных сумм, выплату половины репарационных сумм бумажными деньгами, раздел германского торгового флота пропорционально захватам союзных кораблей во время войны, разрешение Австрии воссоединиться с Германией, если она того пожелает. Также англичане и американцы отказывались от оккупации левого берега Рейна, передачи Франции саарских шахт и вообще любого изменения статуса Саара. На фоне таких условий уступка Мосула и Палестины действительно казалась незначительной потерей. Правда, Тардье не уточнил, кто и когда предъявлял Франции столь жесткие требования, сказав лишь, что о них говорилось во многих неофициальных беседах с английскими и американскими представителями. Тардье также сказал, что уступка Мосула была оговорена несколькими условиями: Франция должна получить бывшую германскую долю мосульской нефти — 25 %, Великобритания обещала поддерживать на конференции французские требования, основанные на секретных договорах, Франция должна была получить мандат на Сирию, включая Дамаск, Алеппо, Бейрут и Александретту[228]. У нас нет возможности проверить сообщенные Тардье сведения. Если они правдивы, то выходит, что основные параметры мирного урегулирования как германских, так и ближневосточных проблем были устно согласованы союзниками еще в декабре 1918 года. Однако даже если такие договоренности и имели место, то дальнейшее поведение руководителей Великобритании и США показывает, что они не стремились их соблюдать.

Одновременно с получением французского согласия на закрепление Великобритании в Мосуле и Палестине англичане стремились обеспечить благожелательное отношение к своим планам со стороны США, поскольку резкое неприятие американцами тайных договоров могло затруднить утверждение Великобритании на Востоке. Американский «антиколониализм» устраивал англичан лишь в той степени, в которой он был направлен против Франции. Еще не смолкли пушки, а англичане уже начали активный зондаж в этом направлении. Идея была проста: привлечь США к участию в разделе территориальных трофеев и тем самым лишить их возможности возражать против британской экспансии. Уже 29 октября Ллойд Джордж предлагал полковнику Хаузу, главному советнику американского президента В. Вильсона, чтобы США стали «попечителем» (trustee) Германской Восточной Африки, и тут же добавил, что Великобритании «