Война среди осени - страница 6

— Империя пала. И не бог так судил. Ее разрушили люди. Те самые, которые держат на привязи карманных божков. Такие люди еще остались. Они живут в каждом городе Хайема, и там на них смотрят, как на тягловых лошадей, пользуются их силой, чтобы питать свое тщеславие и могущество. Если захочется, они натравят андатов на нас. Навеки укроют снегом наши поля, затопят земли, сделают все, на что воображения хватит. Могут повернуть против нас даже мир — так же просто, как мы управляемся с кинжалом. И знаешь, почему они до сих пор так не поступили?

Юстин заморгал, обескураженный злобой в голосе Баласара.

— Нет, командир.

— Потому что им это в голову не пришло. Вот и вся причина. А еще они могут наброситься друг на друга. И тогда в пустоши превратится все что угодно: Актон, Киринтон, Марш. Любой город или селение. Нам просто повезло, что этого еще не случилось. Но рано или поздно кого-то из них обязательно одолеет безумие или гордыня. И тогда нам не позавидуешь, как муравьям на поле брани, которых кони втаптывают в грязь. Вот почему я говорю о необходимости. Мы с тобой должны позаботиться, чтобы этого не произошло.

От собственных слов у него закипела в жилах кровь. Стыд и неуверенность испарились. Баласар по-волчьи осклабился. Если его ведет гордость, пусть будет так. Без гордости никто не преуспел бы в такой работе.

— Когда я доведу дело до конца, хайемские боги-призраки станут всего лишь страшилками для непослушных детей. Вот ради чего погиб Малыш Отт. Не ради денег, завоеваний или славы. Я спасаю мир. Ну, что выбираешь? На дно — или мне помогать?

Дождь лил неделю подряд. Над городом, протянувшись от восточного до западного хребта, повис намокший полог унылых туч. По утрам стоял туман, днем его сменяла промозглая сырость. Снег почти везде растаял, земля превратилась в грязную жижу. Она как нельзя лучше подходила для посевов яровой пшеницы и гороха, однако на этом ее преимущества и заканчивались. Теперь путешествовать стало еще труднее, чем зимой, в самый страшный мороз.

И все-таки в Мати прибыли гости.

— Осмелюсь заметить, что эти так называемые учения — большая ошибка, — сказал посланник. Его жесты по-прежнему свидетельствовали о глубочайшем почтении, хотя разговор давно уже вышел за рамки приличий. — Уверен, вы преследуете благую цель, однако позиция дая-кво…

— Если дай-кво хочет управлять Мати, пусть едет сюда, — отрезал хай. — Поселится в соседней комнате, оттуда будет удобно дергать за ниточки на моих руках. Мы поставим для него кровать.

Посланник вытаращил глаза. Он был еще молод и не научился владеть собой так, чтобы чувства не отражались на лице. Ота, хай Мати, махнул рукой и вздохнул. Он знал, что зашел слишком далеко. Еще чуть-чуть, и они сорвутся на крик, выясняя, кто именно прочит себя в основатели Третьей Империи. На самом же деле все эти четырнадцать лет он правил Мати лишь по необходимости. План возглавить союз городов Хайема привлекал его ровно так же, как возможность содрать кожу острым камнем.

Это была встреча с глазу на глаз. Маленькую комнату, обшитую резными панелями из черного дерева, освещали свечи с пряным ароматом земли и ванили. Она находилась вдали от коридоров и открытых садов, где утхайемцы или слуги могли случайно подслушать собеседников. Дело было не из тех, которые хай мог обсуждать на балу или за ужином. Чтобы успокоиться, Ота шагнул к окну и распахнул ставни. Перед ним раскинулся город. Небо пронзали величественные каменные башни, за ними, на юге, расстилалась долина, покрытая нежной зеленью весенних всходов. Ота взял себя в руки.

— Не хотел вас обидеть, — извинился он. — Понимаю, дай-кво не собирается диктовать свою волю ни мне, ни другим хаям. Я благодарен вам за совет, но ополчение не представляет собой никакой угрозы. Две-три сотни человек — это совсем не войско. Подготовлены они в два раза хуже, чем гарнизон в какой-нибудь западной крепости. Вряд ли такой отряд завоюет мир.

— Мы заботимся о сохранении порядка и мира между всеми городами Хайема, — ответил посланник. — Если один хай проявит интерес к военному делу, это не понравится остальным.