Воздух шибко хороший - страница 4

Мы спустились по дороге в лог, а когда поднялись, то увидели Ивана Карповича; он стоял и глядел нам вслед и что-то кричал, но голос его из-за лога доносился к нам, как переливчатое журчание ручейка.

Ручей вот-вот умолкнет, и станет тихо-тихо над Ловатью во ржи. Может быть, тишиной этой насладятся идущие берегом или плывущие по зачарованной Ловати люди. Но я всегда буду помнить: здесь был ручей, он журчал — живая душа. Здесь обитал добрый дух, кроткий пасечник, ротный повар, новгородский жихарь Иван. Он щедро потчевал каждого, кто заворачивал к нему в дом без злого умыслу, — не только медом из своих двадцати пяти ульев, но и словом, идущим от сердца. Жил здесь дед Иван, и жива была земля и вода. Не станет Ивана Карповича — и не к кому завернуть; так прямо и топай, из бывшей деревни Раково в бывшую деревню Платки. А там недалеко Осетище, Гора. В единственном доме в деревне Гора, над Ловатью, сидит горский Иван Петров; двери его дома тоже открыты для тебя, и беседу он подсластит медом...

Через месяц мы возвращались домой, той же дорогой, макушкой крутого яра, над Ловатью. Утречком, попрощавшись с Березовым, с приютной нашей изобкой (если б не на службу, то жили бы мы и жили еще), подсластили горечь разлуки липовым медом на горе, у Ивана Петрова.

Уже вечерело, когда мы спустились в лог, с камушка на камушек перепрыгнули через ручей, поднялись полосой сжатой ржи, с замиранием сердца приблизились к жилищу Ивана Карповича: дома ли наш кудесник? Не подался ли к дочкам в поселок — помыться в бане.

— Иван Карпыч! Ау!

Нет ответа. Замок на дверях. И удочки стоят, прислоненные к забору...

Мы стояли над глубоким логом, заросшим ольхой, черемухой, малиной. Желтела дорога. Солнце садилось в лиловое облако. Мы молили Судьбу, Провидение, Рок: «Смилуйся и пошли нам Ивана Карповича!»

Мы понимали, что щедрость Рока не беспредельна, равно как и щедрость деда Ивана. Однажды он явился нам — добрый ангел, посланник Рока, с ивовым удилищем в руках... Дал нам ночлег, накормил, и даже не спросил, кто мы, откуда, зачем.

И ведь никто не спросил, от Чекунова до Березова и далее, в Городне и Блазнихе. Даже соседи наши в Березове и те не спросили. Я видел, им хотелось спросить, но что-то их удерживало. Может, врожденная деликатность (пережиток патриархальности)? И все же...

— Иван Карпови-и-ич! Где Вы? Ау!

Он появился внизу на дороге, как сказочный дед-лесовичок; скрылся в зарослях лещины и неожиданно скоро взобрался к нам на крутой склон. Заговорил с нами так, будто беседа наша прервалась не на месяц, а на какую-нибудь минутку:

— ...Пошел грибов поискать, да нету. У скота все вылизано. Скот пасуть, ён усякий гриб слизываеть...

Я не очень слушал, о чем журчит Иван Карпыч. Ладно, что он журчит. Сразу запахло жизнью. Вскорости зафыркал огонь в летней печке, явились мед, простокваша.

— Господи, Иван Карпович, как хорошо, что вы появились. Мы тут совсем затосковали без вас!

Ночью мне не спалось: пружины в диване Ивана Карповича как будто за месяц еще обособились,лежать на них было все равно, что на бороне. Да и прохладно. Ладно, в ногах пристроился кот, один из котов Ивана Карповича, кажется, Васька. Он был хотя и тощий, но теплый, делился со мною теплом. Кот мурлыкал, урчал.

— Ишь ты, — сказал Иван Карпович, — распелся: «Вилы-грабли, ноги зябли...

Хозяин тоже не спал. Он помолился, лег, ворочался, что-то шептал. Ему хотелось поговорить.

Спать ему не хотелось.

— Не спите? — спросил Иван Карпович.

— Нет, — откликнулась моя жена. (Я решил отмолчаться: семья устала с дороги).

— Сказочку хотите послушать?

— Хотим, — пискнула дочка.

— Вот ишол солдат со службы, — зажурчал зимогор. Теперь надолго хватит ему журчанья. — Идеть... Видить, дом богатый. Кержаки живуть. Староверы. Аны богато жили. Ладно. Солдат постучался: «Пустите переночевать». Хозяин вышел, яму говорить: «Я тебя спрашивать буду, а ты отвечай. Правильный дашь ответ — пушшу, а неправильный — иди своей дорогой». Ну, ладно. Пускаеть солдата в избу, там ланпа зажжена. Ён спрашиваеть: «Это что?» «Это огонь», — солдат отвечаеть. «Не так, — хозяин яму говорить. — Это красота». Кошка на лавку прыгнула, морду лапой треть, умывается. «А это что?» — хозяин спрашиваеть солдата. Тот: «Кошка». «Нет! — хозяин говорить. — Это чистота». Опять не угадал. Что ты будешь делать?! Солдат думаеть: «Погоди, я тебе тоже загадку задам...» Ладно. Хозяин позволил солдату остаться ночевать. Вот тот утром проснулся, встаеть — и к печи. Хозяйка уже печь протопивши. Узял он из печи головешку, кошке к хвосту привязал, кошка на чердак побежала. А солдат мешок на плечо закинул, выходить на волю. Хозяин на дворе коня запрягаеть. Солдат яму говорить: «Чистота красоту понесла на высоту. Если не божья благодать, то и дому тебе не видать». Хозяин не понимаеть, о чем солдат ему говорить. А тут уж и дым повалил из крыши. Дом загоревши. Так и сгорел.