Воздушная война 1936 года. Разрушение Парижа - страница 10

— И затем, Бомонт, достаньте мне сейчас же генеральские нашивки. Я командую британским воздушным флотом и веду его на Париж.

Безлунная летняя темная ночь медленно и едва заметно переходила в серое утро. С чувством облегчения лейтенант Картер наблюдал, как начинается рассвет. Он посмотрел на бортовые часы, мерцавшие среди других приборов, циферблатов, альтиметров, счетчиков, оборотов и измерителей скорости. Освещение внутри самолета давало возможность рассмотреть шкалы инструментов, но не резало глаз, привыкших к темноте.

4 часа 15 минут. Через час — восход солнца.

Слепой полет в темноте держал нервы в непрерывном напряжении. Картер передал управление летчику Максвелю и, согнувшись, пробрался к задней установке для пулемета, где унтер-офицер Робертс с наушниками на голове внимательно наблюдал за всей хвостовой сферой обстрела. Картер, одеревеневший от сидения у двойного руля, выпрямился и оперся на турель пулемета руками в теплых меховых перчатках с отворотами.

В безграничном воздушном океане повеяло предутренним холодом. Бесцветное и безжизненное водяное пространство Ламанша лежало внизу на глубине 5000 м. В восточной части неба уже появилась светлая полоса и стала медленно окрашиваться нежно-голубым цветом. Но свет был еще слишком слаб для того, чтобы пробиться сквозь серый туман, кольцеобразно окружавший горизонт и уничтожавший всякую границу между морем и небом.

Позади Портсмута и Вентнера еще вспыхивали яркие маяки через равные промежутки, но родной берег уже скрывался в тумане. Картер прошел мимо кабины летчика к передней установке пулемета. Здесь было его постоянное место как командира разведывательного самолета. Отсюда удобнее всего и лучше можно было производить наблюдения вперед и вниз. Он сел на откидное сиденье и, будучи полностью защищен от ветра, стал просматривать карту, прикрепленную к маленькому специальному столику. Свет, падавший через кольцеобразный вырез башни, в верхней части которой находился пулемет, здесь, внизу, был еще недостаточно ярок. Он включил электрическую лампочку. В тесном помещении все устроено с педантической целесообразностью. Все вещи, до курсовой линейки и карандаша включительно, имели определенное место. На полу установлен бинокль с 12-кратным увеличением, на карданной подвеске, изолированной пружинами от вибраций фюзеляжа, — иначе нельзя было бы производить наблюдения вследствие сильного увеличения. Бинокль одновременно служил и для измерения скорости и сноса ветром. На этой же стороне вставлена и фотокамера.

А-111 держал курс 140 в направлении к устью Сены. По расчетам Картера, их местонахождение в настоящий момент, в 4 часа 33 минуты, было на 65 км к северо-западу от Гавра. Ближе он не мог подходить к французскому берегу, так как в противном случае его могли преждевременно увидеть или услышать. Война еще не была объявлена. Может быть этот полет так и останется учебным, как и многие другие, которые производились через Ламанш. Посредством микрофона, соединявшего его с летчиком, Картер дал указания подняться кругами на 6000 м.

Бортовая радиостанция, обслуживаемая Робертсом, была готова для принятия передач. Картер надел второй головной телефон и включил себя. Он лихорадочно ждал донесения, которое должно было поступить по радио между 4 час. 40 мин. и 4 час. 42 мин.

В сером утреннем рассвете трое одиноких людей парят между небом и землей на маленьком самолете. Медленно-медленно движется часовая стрелка, минута за минутой. Время — жуткая тайна. Еще ничего не произошло, казалось, все пребывает в полном покое. Но через несколько минут?.. Послышались первые позывные сигналы: длинный, короткий — короткий, длинный. Точно в 4 часа 40 мин. Рука механически записывала. Радиограмма запечатлелась черными неправильными буквами на белом листе, краткая и до смешного простая:

«Пониженное барометрическое давление с ю.-з. на Англию приближается. Грозовые признаки в Ламанше».

Решение наступило: война! Наконец-то было произнесено роковое слово, придавшее действительно силу поручению, полученному через связь. Картер поднялся в пулеметную башню. Он выпрямляется во весь рост и среди шумящего ветра машет рукой летчику по направлению к югу — к Франции — и кричит: «Война! Война!» Максвель ничего не слышит, но все же понимает, что произошло. Его глаза, смеясь, сверкают за очками в рамке шлема.