Вожаки - страница 30
— Ты очень устал? — спросил Рубен.
— Я? Ты спятил. Поплыли дальше.
Мигель немедленно пожалел о вырвавшихся словах, но уже было поздно, Рубен сказал:
— Хорошо, поплыли.
Он сделал двадцать взмахов, прежде чем признался себе, что больше не может: вперед почти не продвигался, правая нога не шевелилась от холода, руки стали неуклюжими и тяжелыми. Задыхаясь, он крикнул: „Рубен!“ Тот плыл впереди. „Рубен, Рубен!“ Он повернул и поплыл к берегу, точнее, в отчаянии забил по воде и вдруг понял, что подсознательно взывает к Богу, умоляя о спасении; теперь он будет хорошим, будет слушаться родителей, всегда будет ходить к воскресной мессе — и тут же вспомнил, что говорил грифам, будто побывал на мессе лишь затем, чтобы повидать девочку… Да, сейчас он знал наверняка, что Бог накажет его, потопив в этой мутной воде, которую он, захлебываясь, колотил, в воде, где его ожидала мучительная смерть, а потом, может быть, ад… Еле-еле шевеля губами, он молил Бога, чтобы тот был добр к нему, ведь он такой молодой; он клялся, что пойдет в семинарию, если спасется, но тут же, испугавшись, поправился и пообещал, что, вместо того чтобы стать священником, он сделает пожертвования и разные другие добрые дела, хотя, пожалуй, колебания и торг в такую критическую минуту могут оказаться роковыми. Совсем рядом послышался безумный голос Рубена; повернув голову, он увидел его метрах в десяти от себя — половина лица в воде, машет рукой, умоляет:
— Мигель, родной, погоди, не уплывай, я тону.
Он оцепенел от изумления, остановился, и в то же мгновение отчаяние Рубена словно сожгло его собственное отчаянье — к нему как будто бы стало возвращаться самообладание, даже ноги начали шевелиться.
— У меня спазмы в желудке, — всхлипывал Рубен, — я больше не могу. Спаси меня, все, что хочешь, только не оставляй, братишка.
Мигель было поплыл к Рубену, но, очутившись рядом, вспомнил, что обычно утопающие клещами вцепляются в своих спасителей и идут ко дну вместе с ними; тут же он отплыл в сторону. Крики пугали его, мелькнула мысль: если Рубен утонет, он тоже не доберется до берега, — и он вернулся. В двух метрах от Рубена, этого мягкого, бесформенного тела, которое то уходило под воду, то всплывало вновь, он закричал:
— Не двигайся, Рубен, я поведу тебя, но не цепляйся за меня, если ты вцепишься, мы оба утонем, Рубен, спокойно, я поведу тебя за голову, но не трогай меня.
Задержавшись на благоразумном расстоянии, он протянул руку и достал до волос Рубена. Начал плыть, загребая одной рукой, стараясь как можно больше помогать себе ногами. Продвигался он очень медленно, с большим трудом, напрягая все свои силы, почти не слушая, как Рубен монотонно скулил, а иногда вдруг дико выкрикивал: „Умираю, спаси меня, Мигель“ или сотрясался от позывов к рвоте. Наконец он остановился, совершенно обессиленный. Одной рукой он подтягивал Рубена, другой старался держаться на поверхности. Он глубоко дышал. Лицо Рубена было сведено болью, губы сжаты.
— Дорогой, — прошептал Мигель, — уже осталось немного, крепись. Отвечай, Рубен. Кричи. Не надо так.
Он ударил его по щеке, и Рубен открыл глаза, слабо повел головой.
— Кричи, дорогой, — повторил Мигель. — Постарайся вытянуться. Я разотру тебе живот. Уже немного осталось, не сдавайся.
Он протянул руку, нащупал отвердевший живот Рубена. Он помял его, сначала осторожно, потом сильнее, и Рубен закричал:
— Не хочу умирать, спаси меня, Мигель!
Он снова поплыл, теперь приподнимая Рубена за подбородок. Каждый раз, когда их настигала волна, Рубен глотал воду, и Мигель приказывал ему сразу же ее выплевывать. И все плыл, не останавливаясь, иногда закрыв глаза, воодушевленный — в его сердце родилось что-то теплое и горделивое, подстегивало и защищало от холода и усталости. Камень царапнул по ноге. Через минуту он смог встать и обнять Рубена за пояс. Прижав Рубена к себе, ощущая на плече его голову, Мигель некоторое время отдыхал. Потом он помог Рубену лечь на спину и, поддерживая его за плечи, заставил разогнуть колени; он массировал его живот, пока наконец твердый ком не смягчился. Рубен уже не кричал, он изо всех сил старался вытянуться и тоже растирал себя обеими руками.