Возмездие. Рождественский бал - страница 26
— Ты, пожалуй, прав. Все связанное с Хидурели — головоломка.
— Посмотрим, так ли это. Всегда находится ниточка, потянув за которую…
— Лишь бы преступник не канул в воду, пока найдем эту ниточку.
За обед расплатился Мигриаули.
— Тебе не совестно? Я же пригласил тебя, — обиделся Темур.
— Пустяки, Темур. Учти, многое зависит от тебя, хоть круглые сутки проводи здесь, но дознайся, чем дышит ресторан.
14
С первых же дней работы в милиции Мигриаули стремился пополнить свои знания, проверить и закрепить усвоенное в институте через практический опыт — хотя бы и чужой. Каждый свободный час изучал старые дела. Внимательно читал пожелтевшие документы — показания, заключения и прочие материалы следствия.
Жизнь его текла размеренно. Он и по натуре был спокойный, уравновешенный, мать говорила — весь в отца. Отца Джуаншер не помнил, мал был, когда тот ушел на войну. После войны он долго ждал возвращения отца, строил планы, связанные с ним. Туго приходилось им с матерью, пенсии и ее заработка едва хватало на насущные нужды. Это приучило его к скромности и неприхотливости. И сейчас в его кабинете не было ничего лишнего: простой письменный стол, несколько соломенных стульев, в давние времена попавших в управление, сейф и пишущая машинка. Единственной ценностью был фотоаппарат последнего выпуска, а любимой вещью — оперативный план города, на котором обозначены были все улицы, переулки и городские объекты.
Не сразу освоился Мигриаули с работой в управлении, но она увлекла, а при стремлении хорошо разбираться во всем, при его старании и трудолюбии непонятное постепенно прояснялось, и он довольно скоро смог работать самостоятельно…
Лето еще не сменило весну, а все уже дышало зноем. Жара не спадала даже к вечеру. Спасаясь от духоты, Джуаншер шел домой по набережной Мтквари. Со стороны Рустави, с Самгорской равнины, дул горячий пыльный ветер, и над городом висело мутное марево. А переполненная половодьем река грозила наводнением.
Джуаншер облокотился о гранитный парапет, любуясь завораживающим движением вспененных волн.
Влажное дуновение приятно освежало.
За спиной прозвучал знакомый голос. Джуаншер оглянулся и скользнул глазами по заросшему кустами откосу — улица вдоль реки была на несколько метров выше набережной. По тропинке сбегали две девушки. В высокой черноволосой он узнал Кетеван — она приветливо махала ему рукой.
— Откуда ты взялась тут? — Джуаншер обрадовался, глядя на нее.
Она смутилась, залилась краской.
— Познакомься, Джуаншер, моя подруга Русудан, — представила она свою спутницу.
Джуаншер пожал протянутую руку и доброжелательно улыбнулся, хотя Русудан с ярко накрашенными губами и подсиненными глазами чем-то не понравилась ему.
Все трое неловко молчали.
— Хочешь орешки? — Кетеван протянула Джуаншеру горсть фундука. — Я обожаю их. — Она раскрыла сумку и, взяв еще горсть, протянула Русудан. — Где ты пропадаешь, целую вечность не виделись! — Было заметно, что она волнуется. — Я звонила тебе, мама не передавала?
— Нет, а память у нее неплохая, ничего не забывает.
— Ты зазнался, Джуаншер. Говорят, сотрудники угрозыска очень много мнят о себе, свысока относятся к людям иных занятий. Похоже, и ты воображаешь, — работник милиции! — Кетеван улыбалась, но чувствовалось, что она обижена.
— Пошли присядем где-нибудь, — предложил Джуаншер, будто и не слышал ее слов.
Направляясь к голубой скамейке, он ухитрился шепнуть ей:
— Без тебя жизни не мыслю, Кетеван.
— Тс-с, неудобно. — Она приложила палец к губам.
— Не стану оправдываться, я очень виноват, но никогда еще не был так занят.
Кетеван промолчала.
Джуаншер смотрел на мутную воду бушевавшей реки — волны остервенело бились о гранит набережной, казалось, рвались из тесноты на волю.
Джуаншера восхищало буйство реки, которая точно осознала свою мощь и вольно расправляла плечи. Не отрывая взгляда от воды, он шепнул Кетеван:
— Ты очень сурова, поверь — я не хочу жить без тебя.
— Ты черствый, бессердечный, понимаешь — бессердечный! Нет у тебя сердца.
И хотя голос Кетеван звучал мягко, Джуаншера задели ее слова. Почему она не хочет понять, что он занят, и очень занят, почему не верит ему?