Возроди во мне жизнь - страница 29

— А ничего, — ответил Андрес. — Дон Майк знает, как поступить, если староста забыл свое место. И поверь, он сам разберется с той женщиной, которая утверждает, будто земли, которые продал Хайсу де Веласко, принадлежали ее отцу. Так что сделай одолжение, не поднимай бучу.

— Но, генерал, — произнесла донья Хулия, обмахиваясь веером из зеленых перьев. — Ведь эти земли принадлежали Габриэлю де Веласко еще до революции?

— Ну конечно, наша донья Хулия в курсе всего, что происходило до революции, — ответил Андрес. — У вас ностальгия по тем временам?

— Вообще-то да, генерал. Это были совсем другие времена.

— Разумеется, ведь тогда ей было двадцать лет, а теперь — пятьдесят, — шепнула я Серхио Куэнке, который непринужденно рассмеялся в ответ. — К тому же на самом деле эти земли принадлежат Лоле.

— Над чем это вы смеетесь? — спросил Андрес.

— Над словами вашей супруги, генерал, которая утверждает, что эти земли принадлежали отцу Лолы Кампос.

— Ну, тогда вы правы, что смеетесь, — согласился Андрес.

— Не над ней, а вместе с ней, генерал, — ответил Серхио.

Потом он поднял бокал и провозгласил какой-то шутливый тост, а затем — еще и еще, пока не закончился ужин.

Было уже около двух часов ночи, когда Марилу со своей лисой на плечах решила, что им с мужем пора уходить, а за ними стали прощаться и другие гости. Мы проводили их до дверей. Донья Хулия Конде все так же неутомимо обмахивалась веером.

— Просто не понимаю, девочка, — сказала она Марилу, — зачем ты таскаешь на себе это животное. В нашей стране круглый год жара. Наша зима — не зима, а одно название. Даже как-то неловко.

— Судя по всему, у нее начался климакс, — шепнул мне на ухо Андрес, обнимая за плечи. А вслух сказал:

— Вы правы, донья Хулия, наши дамы больше не могут носить то же, что и в былые времена. Теперь они вынуждены кутаться в меха, и боюсь, эта мода продержится еще много лет, дети успеют вырасти. Или ты не согласен, Хулиан?

— Разумеется, он согласен, — заверила Марилу вместо прощания.

— Кто тебе сказал, что земли в Альчичике принадлежали этой женщине? — спросил Андрес, когда за последним гостем закрылась дверь.

— Она сама и сказала, — ответила я. — Она приходила ко мне месяц назад. Хотела, чтобы я с тобой поговорила и объяснила тебе, что она унаследовала эти земли от отца, который возделывал их многие годы, пока де Веласко не оттяпал. А теперь де Веласко разорился и задешево продал Хайсу то, что никогда ему не принадлежало. Хайс заплатил ему сущие гроши под тем предлогом, что существует риск оспаривания. Что за варварство, Андрес!

— Что ты ей ответила? — спросил он.

— А что я могла ответить? Можно подумать, от меня что-то зависит. Ведь с тобой бесполезно говорить, ты меня попросту не слышишь. Так какая тебе разница, что я сказала? Я не стала ей помогать. Мне было так стыдно, когда она встала и ушла, не подав мне руки.

— Так значит, ты целый месяц молчала, чтобы устроить скандал сегодня вечером?

— Да, потому что это единственное, что я могла сделать, — ответила я. — По-другому ты просто не понимаешь.

— Каталина, ты все не так поняла. Эти земли никогда не принадлежали Лоле. Мало ли, что тебе наболтала эта индианка. И текстильный бизнес, в который мы вовлекли твоего отца — самое безобидное из того, с чем он мог столкнуться.

— Я тебе не верю, — сказала я ему — впервые в жизни. — Не верю тебе ни в том, ни в другом.

— А ты веришь, что мне нравятся твои стриженые волосы? — спросил он.

Он начал целовать меня прямо посреди двора, подхватил меня на руки и понес по лестнице в спальню. Руки у него были большие и сильные. Я любила эти руки так же сильно, как другие их боялись. А быть может, именно поэтому они так мне и нравились — кто знает...

Он начал раздеваться, приговаривая:

— Ну что за тупица эта девчонка, пока не прикрикнешь — ничего до нее не дойдет.

После этого он отстегнул кобуру с пистолетом. Я подумала, что мне бы тоже не помешало носить пистолет под платьем. Я замешкалась, раздеваясь. На мне было длинное платье с глубоким декольте на спине, а спереди закрытое до самой шеи. Снять его оказалось крайне сложно, поскольку пришлось расстегнуть бесконечное число пуговиц.