Возвращение блудного сына - страница 2

— Заскулила! — фыркнул Спиридон. — И объясни ты мне, татарская душа, что за такой народ: саму ее не тронули, и никакая она Нюрке не родня, только лаялась на нее — так какое твое, кажется, дело? Нет — воет! Нар-род, ей-богу…

Сабир снова попытался принять благообразную позу, но дрожащие пальцы не сцеплялись на животе, и он забубнил:

— Нада домой идти. Не пойду — баба тоже реветь будит: застрелили, скажет, Сабирку.

— Обожди! — схватил его за рукав Спиридон. — Обожди маленько, дай я с тобой передохну. Покурим, покурим! — сунул Сабиру пачку.

Тот вздохнул и отвернулся.

Сидели. Тишина теперь была полная; в огороде раздался гневный мужской голос, и плач затих.

— Уй! — дернулся вдруг Сабир.

— Чего? — зашевелился сосед его, глядя в сторону.

— Смотри, смотри, Спирька, — уй! — Татарин вскочил на ноги и дернул его за рукав.

Медленно, со скрипом растворилась огородная калиточка дома напротив. Человек зацепился за нее, пытаясь подняться, но калитка поехала в сторону — он упал. Тогда, доползши до столба, стал, оцепив его руками, карабкаться. Наконец поднялся, с трудом понес ногу через досочку, однако руки расцепились, и он, повернувшись в воздухе, рухнул лицом в пыль.

— Уй-юй! — причитал Сабир. — Домой… домой…

— Стой! — оборвал его Спиридон. — А кто его в Чеку будет сдавать, а? Может, это наиглавнейший из этих гавриков, которых брали? Умри он теперь на наших глазах — греха не оберешься, затаскают! Да затаскают — ладно, а то и… понял, темнота?

— Уй-юй-юй! — прыгала челюсть у Сабира.

— Ты вот что: сиди и сторожи его. А я пойду лошадь искать. Мало ли что.

— Куда пойдешь? — успокоился вдруг Сабир.

— Думаю. К Гришке Ухову, пожалуй. К нему зять, механик с лесозавода, на пролетке утром проезжал.

Минут через десять Спиридон подъехал к распростертому возле ворот парню и пальцем подозвал Сабира. Вдвоем они втащили в пролетку вялое тело. Вохмин потрогал руку — живой! — положили на сиденье, словно пьяного. Парень был русый, скуластый, в коричневом плохоньком пиджаке с испачканным кровью передом, армейские штаны заправлены в разношенные сапоги. Спиридон влез на козлы, дернул вожжами: поехали!

Уже под вечер он зашел к Сабиру. Конюх с женой, крохотной Танзилей, пили чай. Вохмин поздоровался, сел на порожек.

— Отвез разбойник Чека? — Татарин поставил чашку, сцепил на животе руки. — Беда плохой человек, нет?

— Чепуха какая-то получилась, — негромко сказал сосед. — До мосту доехал, глядь — какие-то ребята на нем стоят. Сейчас это лошадь остановили, наган на меня наставили: вылезай, дескать! А потом — ты, говорят, папаша, подожди маленько, мы быстро! — и угнали. Двое их было.

— Пропал лошадь! — Татарин расцепил пальцы, прижал их к вискам и закатил глаза.

— Да в том и дело, что не пропал! Сижу, жду. А что делать? Попробовал бы я к Ухову без лошади вернуться. Однако гляжу: подъезжает через полчаса один из тех парней, вожжи мне кинул — давай, папаша, дуй обратно, только тихо мне, а то… И снова наганом тычет. Ох, и натерпелся я тогда!.. Так того ранетого они с собой куда-то и увезли. И что же это за человек был, а? Хитрый какой-то человечек, вот что я мыслю…

— Хитрый, хитрый, — жмурился Сабир.