Возвращение - страница 12

— Это великолепно, — сказала она.

— Я учился танцевать в Европе. Думаю, что сейчас я уже старомоден.

— Ни в коем случае. Там как раз и надо учиться. Музыканты смотрят на вас.

— Это на вас они смотрят, — сказал он коротко, а затем прошептал ей на ухо: — Вам лучше с чьей-либо помощью уехать в Японию как можно скорее. Придумайте любую причину. Чем дольше вы будете оставаться, тем неприятнее будет здесь обстановка.

— Вы остаётесь здесь?

— Нет. Я не хочу и дня оставаться здесь после окончания войны. Вероятно, я вернусь в Европу.

Саэко с удивлением взглянула на него:

— Но не в Японию?

— Вероятно, нет, почти определённо нет. Я не могу, в самом деле.

— Я завидую, что вы едете в Европу.

— Вы, действительно, завидуете? — спросил он тихо. — Дело не в том, счастлив я или нет. Так сложились обстоятельства. Вам нет причины завидовать мне.

— Это ваша работа?

Его улыбка сказала: нет.

Оркестр перестал играть, но в ответ на аплодисменты сразу заиграл следующий танец. Это был быстрый фокстрот, но Кёго начал танцевать в медленном темпе. Саэко вновь как бы погрузилась в воду и плыла без усилий, закрыв глаза от испытываемого удовольствия движениями своего тела.

И она думала о Кёго, о том, какой он странный человек. Насколько тот, который танцевал с ней сейчас, отличался от того, который напугал её разговорами о бриллиантах, а затем отвернулся и неожиданно замолчал. И на его лице, когда он, отвернувшись от неё после того разговора, смотрел на падающий дождь, казалось, лежала печать одиночества. Кёго был красивым мужчиной, но это выражение его лица напомнило ей о статуе, которую она где-то видела — у неё на лице была такая же мужественная печаль.

Она открыла глаза и улыбнулась, опьянённая ощущением момента.

— Итак, скоро мы расстанемся, один — на Запад, другой — на Восток.

— Да, это так.

— Какой вы несносный.

— Почему?

— Вы спрашиваете, почему! Мне становится грустно и одиноко, когда я подумаю об этом.

— Как по-японски это звучит! К тому же, а кто вы, собственно, для меня?

Она посмотрела на него с обидой:

— Как вы можете так говорить?

— Потому что я такой закоренелый бродяга… Когда живёшь вдали от Японии, то теряешь чувство сентиментальности. Это как в пустыне. В безводной пустыне. И когда к этому привыкаешь, то находишь, что это лучший образ жизни.

— Я хотела бы о вас больше узнать. Но не здесь, а в тихом месте. Почему бы нам не поехать ко мне домой?

— Это ресторан, не правда ли? Там, вероятно, будут морские офицеры. Я… — Он покачал головой. — Я не имею ничего против простых солдат, но я не хочу встречаться с профессионалами.

Они вернулись к своему столу. Дождь уже прекратился.

— Поехали, прошу вас. У меня есть отдельная комната, куда обычных посетителей не пускают.

Кёго слегка улыбнулся, а в его глазах заиграли огоньки флирта.

— Я не хотел бы к вам ехать. Даже запах военных вызывает у меня отвращение.

— А как же вы сами?

— У меня определённо нет этого запаха. Я думаю, что сейчас он уже исчез. — Его тон изменился: — Война это самое страшное преступление. В Европе будет ад, когда я туда вернусь, но в Японии будет ещё хуже. Вы должны это осознать, прежде чем вы поедете. И всё это из-за войны, в которой не было необходимости. О боже, война — это ад, даже если вы её выиграете, любая война.

— Вы странный человек.

— Вызывающий отвращение? Да? Предатель?..

— Да. У вас есть семья?

Печальная тень пробежала по его лицу, и он быстро отвернулся. Затем ответил:

— У меня была семья. Жена и дочь.

— Ах, вот как! И где же они?

— В Японии, — ответил он медленно и спокойно, и на этот раз его взгляд не покидал лица Саэко.

— Значит, вы живёте раздельно.

— Сейчас это едва ли выглядит странным. Ведь идёт война. А вы вместе с мужем?

— Нет. — Её лицо озарилось очаровательной улыбкой: — Я живу одна.

— Извините, но я слышал, что вы замужем. Или это только для властей?

— Это только слухи.

— Ну, тогда вы беззаботный человек в этом мире.

— Вы сказали, что у вас есть дочь. Сколько ей лет?

— Двадцать.

— Как её звать?

— Томоко. Давайте об этом сейчас больше не будем говорить. Я думаю, у нас есть поговорить о чём-либо другом.

— Хорошо. Так, значит, у меня дома.