Возвращение крестоносцев - страница 5
Этого человека звали Мирослав Ялуш, он был ненамного старше тёзки, ему исполнилось двадцать семь лет, он являлся ксендзом львовского костёла святого Юра. Ялуш происходил из канадских украинцев и считал родным языком английский. Попав несколько лет назад на службу во Львов, он в мгновенье ока выучил украинский, а заодно и русский. У этого человека присутствовал несомненный лингвистический дар.
И не только. Он очень быстро соображал, был склонен к авантюрным поступкам, и обладал поистине дьявольской способностью к перевоплощению. Если бы обстоятельства его жизни сложились по-другому, вполне вероятно, он мог стать одной из самых ярких звёзд Голливуда. Вместо Голливуда в двенадцать лет Мирослав Ялуш возглавил подростковую банду в Торонто, являясь одновременно хорошим мальчиком – сыном владельца небольшого бакалейного магазина, прилежным учеником в частном колледже и победителем ежегодного турнира по теннису.
Юный Ялуш пребывал в этих двух ипостасях в течение четырех лет, чем немало поразил видавших виды торонтских полицейских. Банда занималась обычным делом: грабила зазевавшихся прохожих, торговала наркотиками, брала на гоп-стоп гастролировавших проституток. Конец был ужасен – хороший мальчик со товарищи, наглотавшись на дискотеке экстази, зарезали парочку молодоженов, не пожелавших делиться десяткой долларов.
Мирослава Ялуша ждал конкретный срок, весьма немалый, а потом судьба обычного мафиози, с пулей в животе и похоронами на собачьей свалке. К его счастью, на любопытного мальца обратил внимание крупный полицейский чин, одновременно тайный член «Опус Деи», той самой малоизвестной широкой публике организации, которая с чрезвычайным тщанием отстаивает интересы католической церкви в бушующем мирском море.
«Невероятный лицедей, – сообщил он в приватной беседе архиепископу Торонто. – В какой-то момент я сам был готов поверить, что он оказался на месте убийства случайно. Такой мальчик-одуванчик с прихватами садиста. Будет жаль, если превратится в обыкновенного мобстера».
Церковь вступила в сделку со следствием и родителями Ялуша, почти нелегально его вывезли в горный монастырь в Испании и начали готовить верного воина Христова.
Католическая церковь в эти печальные годы профанации западной цивилизации переживала этап, который с полным правом можно назвать возрождение. Тридцать лет назад, на пороге миллениума, большинство населения было убеждено, что христианские обряды – красивая дань человеческому прошлому и учение, проповедуемое священниками, не более чем набор ярких, но бесполезных в жизни фраз. Когда же усталость от прогресса достигла своего предела, люди вновь стали обращаться к вечным истинам и искать в них если не ответы, то хотя бы долю милосердия.
Римская курия, к её чести, оказалась на высоте. Служители, от высшего пастыря до сельского ксендза, были тверды в своих убеждениях и отказывались поддаваться соблазнам материального мира. Христианская вера медленно, но последовательно начала вытеснять атеизм, при необходимости не гнушаясь методами.
Конкурентов у католиков не осталось. Церковь Лютера, когда-то благословившая научно-технический прогресс, при его конце оказалась символом зла и растеряла почти всех прихожан. Ортодоксы православия, мало представленные в Европе, увязли в распрях многолетней гражданской войны в России, которая началась сразу после скоропостижной смерти президента.
Папой Римским стал молодой человек тридцати двух лет, ирландец по национальности, он взял себе многозначительное имя Petrus Romanus. Его избрание произошло в нарушение всех вековых традиций, без конклава, группой кардиналов и архиепископов из разных стран, реально руководивших церковью. Это был переворот, это был заговор, но люди, его совершившие, понимали самое главное – без кардинальных перемен церковь умрёт. Для перемен требовал вождь, им и стал тридцатидвухлетний Пётр II, упрямством духа напоминавший Франциска Ассизского, а способностью к интригам Игнасио Лойолу. Лучшего руководителя паствы в это время и в этих обстоятельствах трудно было представить.
Нацистские лидеры, всецело занятые местными проблемами, проморгали революцию в Ватикане, а когда спохватились, было уже поздно. Церковь, возродившаяся из пепла забвения, всерьёз сочла, что может стоять над правителями и над экономическими моделями. Понтифик почти не скрывал, что стремится к следующему status quo ante bellum