Возвращение на Сааремаа - страница 10

- По-пластунски вперед! Не так, мешок с дерьмом! Отста­вить! Мордой в снег, в снег! Вот так...Почувствовал на затылке сапог, с силой толкающий лицо в жесткий, шерша­вый снег, и еще что-то солоноватое на губах - кровь или слезы? И вдруг какая-то дьявольская сила пронзила все су­щество, пружиной взбросила на ноги. Не соображая, что де­лает, саданул карабином с откинутым штыком в истязателя... Больше ничего не помнил. Разве что испуганное лицо Мазу­рина, его визгливое «три-и-и-бунал!», да и то как во сне...

Очнулся от холода, в кромешной тьме, не понимая, где находится. Пощупал вокруг, наткнулся на стеллажи с аму­ницией - в каптерке. Мгновенно вспомнилось все - и охва­тил ужас: нападение, может, и убийство командира!!! Лет десять - как минимум. Практически вся жизнь... Не-ет! Но где же выход? Нет никакого выхода, тупик. Один выход: патрон в патронник, дуло в рот...

За дверью послышались шаги и голос Мазурина:

- Открывай!

Дважды щелкнул ключ в навесном замке, с грохотом упала железная перекладина, открылась дверь - на пороге стоял бледный Мазурин и из-за его плеча выглядывала посвежевшая после «учебки» физиономия товарища по партии, с застывшей гримасой осуждения.

- Докладывай, как все было! - потребовал Мазурин. - Честно и самым подробнейшим образом...

- Что с сержантом, товарищ младший лейтенант? - спросил прежде чем докладывать.

Мазурин ответил не сразу, видимо, раздумывал: сообщать или не говорить?

- С сержантом-то ничего - царапина на ребрах. Увернулся. Повезло обоим, суки! - Взвизгнул раздраженно: - Я тебе или ты мне должен докладывать?

Слава Богу, подумал с облегчением, и начал рассказывать, как все было.

Мазурин выслушал молча, угрюмо спросил:

- Почему мне не доложил? Или замполиту?

-Вы же не раз предупреждали: слушать и разбирать жалобы на сержантов не будете. Да и поздно было докладывать, - обреченно пожал плечами.

- Мало что говорил, а доложить был обязан! - Мазурин вскочил, как ужаленный, выругался матом, приказал каптерщику накормить, сводить, если надо, в туалет. Постоял минуту молча и озабоченно сообщил: - На ЧП выехал начальник политотдела полковник Белобородов. - Сплюнул в сердцах: - Велика честь! Хватило бы следователя с конвоем...

От приезда начальника политотдела ничего хорошего не ждал: факт есть факт, никуда не попрешь... Пришло глухое безразличие - чему быть, того не миновать... Кажется, уже не очень и жалел, что случилось: сколько же можно терпеть измывания, издевательства?! Скотина и та не выдержит. Рано или поздно, а должно было взорваться... Взорвалось и всю жизнь взорвало. Тюрьма... Нет, в тюрьму он не пойдет. И начинал думать, как использовать момент - ворваться в дежурку, схватить карабин, патрон, поставить точку... Но судить будут невиноватого парня за необеспечение сохранности оружия.. Надо придумать что-то другое... Принесенную каптерщиком «кирзу» отодвинул в сторону, выпил ста­кан мутного компота, надкусив кусочек хлеба. Не трогало, было невероятно безразлично, что товарищ по партии, кол­лега по «учебке» молчит враждебно, смотрит как на прока­женного...

Часа через три-четыре каптерщик появился вновь и пере­дал приказ следовать в кабинет начальника заставы.

За столом сидел пожилой, крепкого телосложения пол­ковник с голой, как колено, головой, зарубцевавшимся шра­мом на щеке и голове. В стороне на стульях - мрачные, как после взбучки, Мазурин и замполит.

- Садись, сынок, рассказывай... - на удивление совсем по-штатски, мягко, даже доброжелательно встретил полков­ник. - Как тебе удобнее: мне одному или в присутствии младшего и старшего лейтенантов?

- Как прикажете... Младшему лейтенанту я уже все рас­сказал, а старший лейтенант не спрашивал, - ответил обре­ченно.

Заметил: замполита передернуло от его слов, бросил злой взгляд, еще гуще краснея, мрачнея.

- Что ж, побеседуем, как говорят, тет-а-тет, - прочел его желание полковник, обратился к Мазурину и замполиту: - Дайте мне возможность побеседовать с рядовым Бакульчиком наедине...

Мазурин и замполит неохотно вышли за дверь.

Хотя полковник встретил его доброжелательно, но осо­бенного доверия к нему не было, тем более надежды на по­мощь. Чем он может помочь? Вооруженное нападение на командира - не шуточки. Но в глубине души слабенький голосок подавала крошечная надежда: может, хоть поймет, а поймет - найдет хоть какую возможность облегчить участь... По возрасту, рубцу на щеке и голове, широкой четырехряд­ной орденской колодке видно, что фронтовик, а у фронтови­ков куда больше человечности, понимания, чем у не нюхав­ших пороха. Вот посчитал нужным приехать почти за две сотни километров выслушать рядового, а свой замполит и глаз не показал, даже узнать не пожелал, по какой причине его коммунист попал в беду. Не-е-т, не комиссар, не партий­ный вожак этот старлей с красным дипломом. Бегает вокруг Мазурина, как собачка, льстиво в глазки заглядывает, потворствует всем его дуростям, хотя и в звании повыше, и полномочиями ого какими наделен! За два месяца так и собрался побеседовать, выслушать своего коммуниста. Хотя здесь их по пальцам пересчитаешь: сам, старшина, каптерщик да он, Бакульчик. Поговорил бы, поинтересовался - знал, что по ночам в казарме творится, что выделывают сержанты, принял бы меры...