Возвращение - страница 12
Странник закрыл глаза, и тень темного крыла пропала с лица его, и стало оно по-детски доверчивым и беззащитным.
— Окна моего дома выходили на океан. Цветочное поле стелилось от ступеней почти до самой кромки его, и на узкой и теплой песчаной полосе меж водой и дрожащими от капель цветами лежали раковины, что пели под ветром. Апельсиновая роща начиналась сразу же за домом, за ней — розово-белым туманом трепетала яблочная, а позже, золотыми осенними месяцами, там было прохладно, росно, и плоды глянцево и выпукло сияли из увядающей травы. А потом приходила зима… И зима была счастьем, и счастьем были ее снега, ее бирюзовое небо, ее праздники, колкие, медвяные, в каплях смолы и света, с хрупким позвякиванием золотых шаров, с нетерпеливо-конфетным шуршанием подарков…
Странник вновь помолчал, потер висок, как будто забыл о чем-то важном.
— О, как цвели там цветы, дышали деревья, летали птицы, там звезды переставали быть мирами, они спускались с небес, чтобы покачаться на ветвях старого дуба… Ты… вы верите мне? — вдруг умоляюще обратился он к Хранителю. — Ведь у каждого из нас — свое Возвращение, а я возвращаюсь к ней тысячу лет, и она — всё дальше, всё тусклее, а сейчас, после встречи с твоим Городом, мне вдруг показалось, что и она — призрак, только призрак…
— Город отравил тебя, — спокойно сказал Хранитель. — Он вселил в тебя сомнения, и, как черное вино, они наполнили твою душу. Я знаю немногим больше тебя, но скажу, чтобы успокоить: она — истина. Она — высшая правда, она правдивей, а потому сильнее смерти, ибо в ней пребывает Единственный.
— Я так боюсь произносить это имя, — прошептал Странник. — Я…
— Ты достигнешь ее усталым, — голос Хранителя был мягкой темнотой, пронизанной синими просверками звезд. — Тебе покажется, что душа твоя умерла, что по земле путешествует лишь усталое тело, ищущее угол для сна. Но, ступив на землю ее, ты поймешь, что она, единственная на свете, не может быть призраком, ибо ощутишь присутствие Единственного… Больше я ничего не скажу. Засыпай прямо здесь, у камина, а я задерну шторы, чтобы игра моих звезд не помешала тебе, и пусть во сне к тебе придет Долина во всей ее радости, во всем великолепии. Засыпай, тысячелетний Странник, это — твое последнее странствие, ты не представляешь, как несказанно тебе повезло…
Утром рассерженный Хранитель гонялся вокруг фонтана за Котом, выкрикивая что-то совсем чудное и непонятное.
— Где Альтаир?! — вопил почтенный муж, воздевая к небу смешные разноцветные рукава. — Где Вега, негодяй, где Капелла?! Кто тебя просил лезть в фонтан? Ты их сожрал!
— Дед повредился в уме, — доверительно сообщил Кот, проскакивая мимо изумленного Странника. — Он утверждает, что вчера ночью я выловил из фонтана и съел какую-то итальянскую капеллу.
— Подожди… — Странник смутно вспомнил синее сверкание. — Но ведь это…
— Звёзды! — плачуще выкрикнул Хранитель и запустил в замершего Кота узорчатым остроносым башмаком. — Я придумал себе небо, я населил его звездами, так похожими на настоящие, только маленькими, ручными. Они доверяли мне, они никому не делали зла, а иногда спускались вниз, превращаясь в рыб, чтобы поплескаться в фонтане! О, мои дорогие, мои синеглазые! Убийца! Мне доложили, что ты всю ночь ловил рыбу. Ты сожрал Капеллу, мою любимую Капеллу!
— Я не сожрал! — запротестовал Кот, цепляясь за руку Странника. — Я просто поймал и спрятал. Они были такие красивые! Вроде рыбы, а вроде звёзды, с лучами и плавниками.
— Немедленно выпусти! — страдальчески возмутился Хранитель. — О, мои дорогие, мои…
— Синеглазые, синеглазые, знаю! — сварливо пробормотал Кот, притаскивая откуда-то пузатый аквариум, в котором перебирали плавниками похищенные звезды. Вода аквариума была, как сияние неба. — Между прочим, кусаются! — заявил Кот смеющемуся другу.
Звезды, сбросив рыбье обличье, сверкающими стрелами устремились в утреннее небо, и только одна, как причудливый крылатый цветок, присела на рукав Хозяина, посверкивая синими глазами.
— Капелла… — ласково сказал Хранитель, и, что-то тихо щебеча, синеглазое творение вспорхнуло с рукава и растворилась в тумане утра.