Возвращение ненормальной птицы.Печальная и странная история додо - страница 31

Популярность работ Саверея в Нидерландах отчасти была отражением недавно обретённых страной могущества и богатства колониальной державы. Также успех Саверея был связан с публикацией разного рода рассказов о путешествиях и с возрастающим интересом к басням Эзопа, множество переводов и пересказов которых было издано в Нидерландах между 1617 и 1633 гг. Хотя Саверей, похоже, не иллюстрировал сами басни, рост интереса к ним, возможно, стимулировал спрос на картины с изображениями животных, которые и писал Саверей.

Между 1617 и 1620 гг. Саверей создал серию прекрасных изображений животного царства, населённых ещё плотнее, чем раньше, и все более и более отступавших от строгости этюдов натуралиста. Однако обычная жизнь за пределами пастбища и фермерского двора больше не имела отношения к его тематическим предпочтениям, кроме, разве что, случайных поездок на рынок. Также, пока Саверей жил в Утрехте, его карьера «цветочника» достигла своей кульминации в виде изысканно свежего и искусно составленного «Букета», датированного 1624 годом. Гористый ландшафт альпийских полотен теперь смягчился, превратившись в нечто менее величественное, но более доступное, даже при том, что написанные им ранее дикие ландшафты на протяжении десятилетий копировались или перерабатывались многими голландскими художниками. Хотя Саверей, возможно, постепенно терял интерес к рисункам как к средству самовыражения, он включал в свои картины с изображениями животных зарисовки живописных голландских или «римских» руин, создавая странного рода пасторали.

Некоторые из этих поздних картин имеют высокое качество, но большая их часть, хотя и с подписью “r. savery”, была выполнена при минимальном участии самого мастера. Некоторые из этих не столь тщательно написанных пастишей принадлежали Хансу Саверею, племяннику Руландта и, насколько это известно, единственному ученику, которого он взял. Однако у него были соавторы, а именно, рисовальщики фигур, и он, вероятно, время от времени нанимал каких-то помощников. Ясно, что в промежутке между 1620 и 1630 гг. многие из самых одарённых молодых художников Утрехта находились под влиянием рисунков и живописных полотен Саверея — как его последних работ, так и сделанных в более ранние годы.

Было бы очень соблазнительно представить себе человека, который донёс до нас цвета и облик додо, полного жизни, умершим в почтенном возрасте, богатым и успешным. Но в пангерике, написанном в 1639 г., через год после смерти живописца, несколько загадочная личность, которую звали В. Рогман, намекает, что в конце своей жизни Саверей больше не работал в одной команде со своим здравым смыслом. Другие свидетельства гораздо более прямолинейны: когда Саверей умер, он был бедным и сумасшедшим. Sic transit gloria mundi.

Нечто подобное можно сказать и о коллекциях Рудольфа, хотя их растаскивание растянулось на века и, может быть, ещё не прекратилось. Возможно, разграбление уже началось, пока труп Рудольфа был ещё тёплым. Рассказывают, что он обнаружил эликсир вечной жизни и молодости, который хранил в бутылочке, висящей на ленте у него на шее. Пока его тело ожидало похорон, священник схватил бутылочку и выпил эликсир. Он был арестован и повесился в тюрьме.

Остальных это не удержало. Некто Иероним Маковский отвечал за гардероб Рудольф и при случае позаимствовал самую красивую одежду у своего господина. Он мог исчезнуть, выдавая себя за Рудольфа и унося на своих плечах роскошную плату за предоставление аудиенций подозрительным субъектам в полумраке сводов Дворца. Маковскому удалось купить себе свободу, когда он предложил своим тюремщикам показать места, где было спрятано многое из неисчерпаемых сокровищ Рудольфа. Но это было практически ничто по сравнению с тем, что случилось дальше.

Серьёзный ущерб коллекциям начали наносить уже после того, как преемник Рудольфа Матиас, также бездетный и столь же слабый в роли лидера, как и его брат, согласился в 1617 г. передать корону Богемии своему кузену Фердинанду II. 23 мая 1618 года сторонники протестантизма из числа богемских сословий, разъярённые отказом Фердинанда подтвердить права, предоставленные им Рудольфом, выбросили двух имперских наместников из окна замка в Градчанах — этот случай с тех пор известен как «пражская дефенестрация»