Возвращение Тимми Батермэна - страница 2
Тимми похоронили… я точно не помню когда, но думаю, это было 22 июля. А дней через пять Марджори Уошберн, которая в те дни была почтальоном, увидела Тимми, идущим по дороге к конюшне Йорка. Марджори чуть удар не хватил, сам понимаешь. Она вернулась назад в почтовое отделение, швырнула кожаную сумку со всей недоставленной почтой прямо на стол Джорджу Андерсону и сказала ему, что пойдет домой и ляжет в постель.
«Марджори, тебя тошнит? - Спросил Джорджи. - Ты белая, как крыло чайки».
«Я испугалась как никогда в жизни, но не хочу говорить с вами об этом, - ответила Марджори Уошберн. - Я не собираюсь говорить об этом ни с Брайаном, ни с матушкой, вообще ни с кем. Вот когда я умру и отправлюсь на небеса, если Иисус меня попросит, может быть ему я и расскажу. Но что-то в это мне не верится». С тем она и ушла.
Все знали, что Тимми мертв; некролог напечатали в бангорской «Дейли ньюс» и в эллсуортской «Американ» всего неделю назад, ну там фотография и все такое, полгорода было на похоронах. И вдруг Марджори видит его идущим по дороге, - идет, шатаясь как пьяный. Она все-таки рассказала об этом Джорджу Андерсону, но только лет через двадцать, когда умирала, и Джордж потом сказал мне, что, как ему показалось, ей очень хотелось хоть кому-то рассказать о том, что она видела. Джордж сказал, что, на его взгляд, после того случая Марджори немного повредилась в уме.
«Он был такой бледный, - сказала она, - и одет в старые чиносы и фланелевую рубашку». А в тот день, должно быть, градусов тридцать пять было в тени. Еще Марджори сказала, что волосы на затылке у Тимми стояли дыбом. «А его глаза, словно изюминки в тесте. В тот день я видела призрака, Джордж. Вот что так меня напугало. В жизни не подумала бы, что увижу такое, но вот довелось».
Поползли слухи. Другие люди тоже видели Тимми. Миссис Страттон - ну, мы называли ее «миссис», хотя мужа у неё не было, и никто вообще не знал, то ли она разведенка, то ли соломенная вдова, то ли вообще никогда не была замужем; у нее был двухкомнатный домик на пересечении Педерсен-роуд и Хэнкок-роуд, и у нее была куча джазовых пластинок. Она всегда была готова составить вам компанию, если у вас найдется долларов десять, которые не так уж трудно было в те времена заработать. В общем, она тоже видела Тимми со своего крыльца и сказала, что он шел по обочине дороги, а потом остановился.
«Он просто стоял там», - сказала она. - «Его руки свисали по бокам, а голова наклонилась вперед: выглядел он словно боксер, только что побывавший в нокауте». Она сказала, что замерла тогда на крыльце и не могла пошевелиться, при этом её сердце бешено колотилось в груди. Потом он обернулся, точно пьяный солдат, пытающийся выполнить команду «кругом!». При этом одна нога зацепилась за другую, и он едва не упал. Она говорила, что он посмотрел прямо на неё, ее руки внезапно ослабли, и она уронила корзину с бельем, при этом белье рассыпалось и испачкалось.
Она сказала, что его глаза… она сказала, что это были глаза мертвеца: тусклые, как мраморные шарики, Луис. Но он увидел ее…и усмехнулся... и она сказала, что он заговорил с ней. Спросил, остались ли у неё те пластинки, потому что он был бы не против с ней подергаться. Может быть, даже сегодня ночью. Миссис Страттон убежала в дом и не выходила оттуда больше недели, но к тому времени все уже закончилось.
Многие видели Тимми Батермэна. Большинство уже умерли… та же миссис Страттон, кто-то уехал, но остались еще несколько старых кляч, вроде меня, которые могут еще кое-что тебе рассказать… если ты правильно их попросишь.
Мы его видели, скажу я тебе, как он бродил туда-сюда по Педерсен-роуд, где-то в миле от дома своего отца, то восточней, то западней. Он ходил туда-сюда, взад-вперед весь день и днем и ночью, и все об этом знали. Рубашка навыпуск, лицо бледное, волосы торчат в разные стороны, ширинка расстегнута, и этот его взгляд… этот взгляд…
Джад сделал паузу, чтобы прикурить сигарету, потом, встряхнув рукой, погасил спичку и посмотрел на Луиса сквозь облако сизого дыма. И хотя история старика, конечно, звучала совершенно безумно, в глазах Джада не было лжи.