Впереди дальняя дорога - страница 8

Так потекли мои дни.

Однажды вечером я сидел у себя в комнате и просматривал институтские учебные программы. Вошла Ленка и молча встала у двери.

— Ты чего? — оторвался я от бумаг.

— Тебя Маира спрашивает. Что ей сказать? Ты дома? Я вскочил.

— Конечно! Чего ж ты не пригласила ее?

— Сам приглашай.

— Ты это что? — спросил я, удивленный, Ленку. Она ничего не ответила и демонстративно вышла.

«В ссоре? Из-за чего?» — подумал я, припоминая, как Ленка явно избегала всяких расспросов о Маше, и заторопился на улицу.

Маша сидела на скамейке в нашем садике. Увидев меня, она вспорхнула и странной виляющей походкой пошла навстречу, протягивая руку.

— Вот ты какая! — не скрыл я своей растерянности, и сердце вдруг упало.

— Какая — такая?

— Шикарная!.. Она оглянула себя.

— Какой же шик? — вроде удивилась Маша.— Не ходить же в растрепах.

Она явно хотела поразить меня. Юбка колоколом, сквозь прозрачную кофточку с глубоким вырезом видна кружевная комбинация. Плечи оголены, груди воинственно подтянуты. Туфли на высоких шпильках-гвоздиках. Волосы, ее прекрасные каштановые волосы, теплые и золотистые, обесцвечены до седины, с сиреневым отливом. Ресницы и глаза, беззастенчиво удлиненные, подсинены, губы цвета моркови в сметане.

Она и не она! Господи!.. Кукла!.. Машка!.. Я же помнил тебя простой и хорошей девчонкой. Бегала ты в простеньком платьице, в сбитых туфельках, небрежно причесанная. Но всегда веселая, обожженная солнцем, обдутая ветрами, всегда готовая вместе с нами к любому дальнему походу. Поэтому и была единственной девчонкой в нашей мальчишеской шайке. Что с тобой случилось, Маша?

— Не скромничай! — подначивая, сказал я.— Шикарна, шикарна... Сама отлично знаешь. Сколько у зеркала простояла? Садись и рассказывай о себе. А хочешь — пойдем ко мне в комнату.

Я бодрился.

— Может прогуляемся? — предложила Маша, оглядываясь в нерешительности на дверь террасы и поигрывая удлиненными глазами. Она ими все время играла.— Там и поговорим.

Мы вышли на улицу и по узкой асфальтированной дорожке двинулись в сторону пруда. Солнце садилось. Одна сторона улицы лежала в тени, другая была ярко освещена, и закатное солнце жарко пылало в окнах.

Маша шла независимо, всем напоказ, и с таким видом, словно своим появлением, делала одолжение нашей улице. Прохожие уступали ей дорогу, некоторые с недоумением оглядывались.

Я замечал эти косые, а порой и откровенно насмешливые взгляды, но держался. Даже разозлился на себя, что вроде стыжусь за нее.— «Ну и что? Какая ни есть — Маша. Сорвиголова, всегда неожиданная в поступках. Может, и сейчас меня разыгрывает? Это же Маша. Надо ее знать».

— Ух, и рад же я нашему городищу,— сказал я, испытывая к Маше в эту минуту что-то похожее на нежность, и назло всем прохожим крепко взял ее под руку.— Люблю же наш Крутогорск.

— Нашел что любить! — фыркнула Маша.— Дырой был — дырой и остался. За что его можно любить?

— За то, что родился в этой дыре, вырос тут. Жилось хорошо... Да и не узнать его теперь.

— После тайги любой курятник дворцом покажется. Вот как научилась разговаривать Маша.

— Воображала ты,— только и нашелся я сказать.— Ей этот город не нравится. Не устраивает!

Мне вдруг захотелось, как теперь делают парни на улицах, положить ей руку на плечи или даже взять ее лицо в ладони и поцеловать, не церемонясь, прямо в губы.

— Ты — идейный? — спросила неожиданно Маша.

— Что это значит?

— Небось, выполняешь моральный кодекс молодых строителей коммунизма? — лениво сказала она.

— Ты что болтаешь? — озлился я.— Знай меру... Из этого кодекса, между прочим, тебе многое могло бы пригодиться. Даже очень...

— Что именно? Поделись. Займись моим воспитанием.

— Сейчас? Нашла подходящее место.

Маша фыркнула. Взглянула на меня и опять фыркнула.

— Ишь, лакомка! — сказала она.— Для политической работы тебе нужна подходящая обстановка? Какая же?

Я сделал вид, что ничего не понял.

Мы вышли к высокой плотине нашего заводского пруда. Он огромен: тянется километров на пятнадцать да шириной в некоторых местах до шести километров. В хороший ветер тут гуляют волны почище, чем на море. На берегу растут кряжистые, дуплистые ветлы, накренившиеся так низко, что зелеными ветками касаются прозрачной воды, тихо плещущейся о берег.