Вполне современные девочки - страница 13
С другой стороны, а что если она родит ребенка, у которого, возможно, два отца? Возникнет ли у Уолтера подозрение, что ребенок не его? Нет. Никогда. Уж Уолтер-то меньше всего заслуживал, чтобы его обманывали, кроме того, он испытывал абсолютно благоговейный страх перед женой. Он никогда не позволил бы себе усомниться в ней. Говард — совершенно другое дело. Он был загадочным человеком, его разум представлял собой извилистый лабиринт странных понятий и убеждений с непредсказуемым ходом мыслей. Придет ли ему когда-нибудь в голову, что ребенок может быть его? Он был неистово одержим чувством собственности и всегда стремился овладеть всем, что, по его мнению, принадлежало ему. Он вполне мог причинить ей неприятности, спровоцировать скандал вокруг ее имени, но не мог же он, в конце концов, действительно навредить ей? Она всегда могла ответить ему, навесив ярлык обезумевшего ревнивца, во что поверит столько нее людей, сколько не поверит. Кроме того, она не верила, что Говард рискнет стать посмешищем. Наконец, она решилась оставить ребенка. Она хотела наследника. Кто знает, забеременеет ли она снова?
Патриция ежедневно осматривала свою дочь, но не могла прийти к определенному заключению. Ребенок был достаточно хорошеньким с голубыми, как у нее, глазами, прекрасным цветом лица и светлыми волосами. Но Патриция находила и определенное сходство с собой в чертах ее лица. Во-первых, нос был шире, чем у нее, и короче, почти — но не совсем — вздернутый. Нос был, определенно, Уолтера. Но глаза более глубокого синего цвета, чем ее, почти василькового, по форме походили на глаза Говарда. Рот был маленьким, с полными, словно опухшими, губами и напоминал бабкин. Фотографии ее матери выдавали тот же недостаток. Волосы, казалось, были более золотистыми, чем у нее, но точно такого же оттенка, как у ее собственного отца. Таков был ребенок. Конечно, надо было еще понаблюдать за ростом и развитием ребенка, чтобы сказать, чьи влечения и склонности унаследовал он: Уолтера или Говарда. Будет ли она амбициозной, как Говард, но своенравной и хладнокровной? Либо артистичной и умной, как Уолтер, мягкой и сговорчивой? Будет ли в ней достаточно стремления постигать все, что требуется для настоящей наследницы Уинфилда?
Симпатичная… Нет, она не могла точно подобрать слово, которое ее мать использовала бы по отношению к ее подругам; но она рано начала понимать различные оттенки этого слова. Во-первых, симпатичная девочка не могла капризничать… никогда. Она всегда слушалась мать и не была красивой. Люди обычно говорили, что она прелесть, но Джесика научилась не реагировать на эти слова и не получала от них удовольствия. Красивый не значит симпатичный.
Когда вскоре умер Уолтер Блэмонд, шестилетия Джесика сидела вместе с матерью на диване Королевы Анны в желтой гостиной, одетая в черное бархатное траурное платье, и молча слушала, как Патриция принимала соболезнования.
— Но у тебя осталась Джесика, — утешали все вдову. — Такая милая, прекрасная девочка.
— Бывает, что самые прекрасные вещи оказываются наиболее бесполезными в жизни. Возьми розу, например. Нет слов — прекрасна. Чтобы на нее посмотреть и понюхать. Но какая от нее польза? Я надеюсь, что от Джесики будет больше толку в будущем, чем от бесполезного, срезанного цветка.
Патриция считала, что Уолтер был несомненно красив. Но разве он значил для нее что-нибудь, кроме как куратор Музея Уинфилд? Она попыталась сделать из него мужчину, но, вместо того, чтобы воспрять в ответ на ее усилия, он завял, как лилия в поле. Тысячу раз она изучала свою дочь. Была ли она дочерью Уолта? Декоративная, но бесхарактерная? Или она была дочерью Говарда? Станет ли она упрямой, волевой и решительной? Только время может дать ответ. А между тем, она была задумчивой маленькой девочкой… тихой и замкнутой.
Наконец Джесика дружелюбно улыбнулась нам и сказала:
— Я уверена, мама обязательно сказала бы, что вы все трое по-настоящему симпатичные девушки.
— Почему-то у меня возникло такое чувство, что это неправда, что Джесика все-таки была более тактичной, чем честной.